Три девушки в ярости  - Изабель Пандазопулос Страница 18

Выхожу после встречи с Жаком Фонтеном, который не захотел принимать меня в посольстве. Мы встретились в маленьком кафе за несколько кварталов. Он клятвенно обещал мне, что всё предпримет, лишь бы разузнать хоть что-нибудь о тебе и Мицо.

Мне приходится доверять ему, но то, что он так осторожен, лицо каменное, говорит вполголоса и убежал от меня очень быстро, едва успев допить свой кофе, — это всё меня нисколько не успокаивает.

Или ему известно что-то такое, чего он не говорит мне?

Жизнь здесь, кажется, входит в почти нормальную колею. С завтрашнего дня. Я ждала волны возмущения, уличных выступлений, восстания, которое не дало бы свершиться государственному перевороту.

Ничего такого не случилось.

Ничего! Ты понимаешь, о чём я. Это повергает меня в такую ярость!!!

Я опять пыталась звонить тебе в Пломари. Трубку снял кто-то из мэрии. Но стоило мне произнести твоё имя, как связь тут же прервалась.

Вчера вечером я хотела сесть на корабль. Посол меня отговорил. Сперва он хочет навести справки.

Я схожу с ума от этого — ждать и ничего не мочь сделать. Схожу. С. Ума.

Вчера в бакалейной лавке я слышала, как кто-то говорил, что выбран, несомненно, наилучший выход. И это может призвать людей к порядку. И что нельзя продолжать дальше так, как было.

Как такое возможно, чтобы люди предпочитали демократии диктатуру?

Танки на улицах Афин

21 апреля 1967

* 21 апреля 1967 года «чёрные полковники» захватили власть в Греции путём вооружённого государственного переворота. Буквально на следующий день были арестованы все ведущие политики и начались репрессии применительно к «левым» и подозреваемым в сочувствии к ним.

26 апреля

Вчера мне стало известно, что по доносу семьи Бюссьер арестовали сотни людей, «плохих греков», как выражается новое правительство.

Другие люди рассказали мне о списках, состоявших из имён участников Гражданской войны ^[16].

Я поняла.

Едва услышав, что начали перевозку заключённых на остров Йарос, я пошла в порт. Я видела женщин и детей, больных стариков с пустыми глазами, людей всех возрастов и социальных положений. Все они шли молча, высоко подняв головы. Не знаю, на что я ещё надеялась. Я хорошо знала, что вас не могло быть там. Разве что, может, Мицо?

Я подумала, а не взойти ли вместе с ними на этот корабль.

Но ведь ты никогда бы не простила мне, не правда ли? Я хочу жить, мама, клянусь тебе в этом.

Кому я всё это сейчас пишу? Я даже не могу отправить эти несколько слов, не подвергнув тебя опасности, мама, любимая моя.

В тот же день, немного позднее

Я прошла перед посольством Франции. Жак Фонтен просил меня снова подойти, когда стемнеет. Я так и сделала. Он подтвердил всё, что я и предчувствовала. Мы все в этих списках. Я тоже, и мне грозит опасность.

Мама, я скоро уеду во Францию. Другого выбора у меня нет. Мой билет оплатит Фонтен. И займётся моими документами и всем остальным.

Я не хотела.

Но Бюссьеры больше не желают, чтобы я у них работала. Они вполне могут донести на меня.

Я скоро уеду. Я не перестану тебе писать. И думать о тебе.

Увидимся когда-нибудь, μητέρα μου ^[17].

Клеомена

Письмо Жолио Кюри ^[18]

Дорогой мой Жолио, пишу тебе с Аи Стратис ^[19], мы все здесь, нас около трёх тысяч;

Обычные люди, есть рабочие, а есть образованные,