Жмых. Роман - Наталья Елизарова Страница 18

Тут я не могла не согласиться с Сантьяго. Уличные воровки и побирушки, конечно, ни в какое сравнение не шли с домашними детьми: тихими, робкими, послушными. В отличие от дочерей городского дна, слово взрослого человека имело для них авторитет, их было легко уговорить или запугать. И клиентов умиляла их неискушённость. Но, несмотря на все преимущества домашних куколок, я предпочитала с ними не связываться — слишком большой риск. И вот теперь после всех предпринятых мер предосторожности я вляпалась в по-настоящему скверную историю. Кого мне благодарить за это — Тимасеоса или Сантьяго?..

— Ну, что, вспомнила?

— Не трать время на разговоры с этой гнидой. Повесить её, вот и вся недолга!

— Сначала я вытрясу душу из этой поганой твари! Куда вы дели мою Вирхинию, отвечай?

Боль в вывернутой за спину руке заставила меня вскрикнуть.

— Нравится? Погоди, это ещё цветочки!

— Надо кончать с ней, у нас мало времени…

— Тащи верёвку.

Кожа покрылась испариной.

— Постойте! Чего вы добьётесь, если убьёте меня? Вы никогда не узнаете, где Вирхиния!

Разрази меня гром, если я знала, о какой из девушек идёт речь! Когда они попадали к нам, их имена переставали существовать и заменялись изящными благозвучными прозвищами: Душка, Шалунья, Тростинка, Шоколадка, Стрекоза…

— Ты что, вздумала угрожать нам?

— Упаси бог! Я лишь предупредила, что без моей помощи отыскать Вирхинию будет очень затруднительно. Только я знаю, где она.

— Она дурачит нас, Пабло.

— Нет, клянусь Мадонной!

— Пытаешься спасти свою шкуру? Я не верю ни одному твоему слову!

— Хорош лясы точить! Возьми лучше верёвку и закрепи её под навесом, вон на той перекладине, а я поищу какой-нибудь топчан…

— Стойте! — вне себя заорала я. — Я расскажу всё, что знаю… Клянусь спасением души, я расскажу вам всё!

— Отлично, и где она?

— На фазенде у одного из клиентов.

— Его имя?

— Сначала развяжите меня.

— Пабло, она врёт! Эту сволочь пора прикончить.

— Сам вижу… Молись Мадонне, если у тебя хватает совести взывать к ней. Очень скоро ты умрёшь.

Умоляя не трогать меня, я бросилась на колени перед моими похитителями, но это лишь развлекло их.

— Будь довольна, что мы тебя просто повесим. За твои злодеяния тебя надо в куски изрубить, как последнюю падаль, и скормить койотам!

— Отдай её мне, Пабло. Уж я с ней потолкую!

— Нет времени. Мы давно уже должны быть в лагере. Нас, наверное, и так уже ищут.

— Чёрт, забыл совсем!

Я принялась изо всех сил кричать и звать на помощь. Меня ударили кулаком по голове. Теряя сознание, я почувствовала, как на шею набросили петлю…

Меня привели в чувство чьи-то хлёсткие пощёчины. Открыв глаза, я увидела незнакомого человека в военной форме: яркий солнечный луч, прорвавшийся сквозь дощатую щель, наискось бил в угрюмое, энергичное лицо с крупно очерченным носом, углубляя чернеющие впадины глазниц и высвечивая худые острые скулы.

— Вам лучше, мадам?

Приподнявшись, я увидела, что нахожусь всё в том же амбаре.

— Вижу, вы пришли в себя…

— Кто вы такой?

— Вы говорите с полковником Престесом ^[46].

В памяти всплыла недавно прочитанная газетная строчка: «Отряд вооружённых бандитов во главе с Луисом Карлосом Престесом оказал ожесточённое сопротивление правительственным войскам в Имбураре (штат Пернамбуку) ^[47]. От имени президента Бразилии Артура Бернардеса ^[48] за поимку и выдачу властям мятежника Престеса назначено крупное денежное вознаграждение».

Имя этого человека было овеяно легендами. Одни называли его опасным анархистом, сеявшим смуту и разрушения, для других он стал живым символом свободы. Что из этого являлось правдой, что вымыслом — один Бог знает. Конечно, я и до встречи с Престесом слышала про его «непобедимую колонну» ^[49]. В те годы об этом неуловимом партизанском отряде писали все газеты. Никогда не интересовавшись политикой, я, тем не менее, знала и о военном движении тенентистов ^[50] — молодых офицеров бразильской армии, восставших против кофейных баронов, и о его лидере и идейном вдохновителе Престесе. С отрядом в несколько тысяч человек полковник Престес совершал набеги на небольшие города, нанося нешуточные поражения правительственным частям. Это был грандиозный многолетний поход по всей стране. Недели не проходило, чтобы Бразилию не сотрясали революционные бунты. Копакабана, Сан-Паулу, Минас-Жераис, Баия, Риу-Гранди-ду-Норте… — они вспыхивали то в одной, то в другой местности, как ослепительные кровавые факелы ^[51].

Я смотрела на Престеса с нескрываемым интересом:

— Как же, знаю… знаменитый бунтовщик…

— Не бунтовщик, а повстанец. Именно поэтому вы будете не повешены, как собака, в сарае, а казнены публично после справедливого суда.

— Какого ещё суда? Что за бред! У вас нет ни морального, ни юридического права судить меня… Вы сами преступник!

— Я — вне закона, мадам, но я не преступник.

— Я видела плакаты с вашей физиономией. Они расклеены по всем полицейским участкам страны! А ещё газеты… О вас пишут чаще, чем о голливудских кинозвёздах.

— Что есть, то есть: благодаря мне репортёры не сидят без работы.

— И вы осмелитесь меня судить?

— Через четверть часа за вами придут. Если верите в Бога, можете помолиться.