Юби: роман - Наум Ним Страница 18

Федора Андреевича здорово тяготили эти вечерние посиделки, но он терпел, справедливо полагая: пусть уж лучше Недомерок спаивает его, чем, к примеру, соседок по общежитию. Да и спаивал Недомерок не пойлом из винного отдела богушевского продмага, а водкой «Пшеничная», запас которой у него был немереный – наверное, выделяли из оперативных соображений, невзирая на все более и более захватную борьбу за трезвость для всей страны…

– …а как я вашего прежнего учителя вел? – бахвалился Недомерок. – Того, который удружил вам этого своего пособника, картавого на все буквы… Я же его по струнке вел – подсек, как рыбину, и уже не выпускал. Знатный был вражина, матерый… И наглый ведь был – открыто, можно сказать, плевал на нашу советскую мораль… Однажды устраиваем у него негласный обыск… – Недомерок осекся, подумал о том, что только что сказал, понюхал соленый огурец, откусил, еще раз подумал. – Это такое мероприятие, когда надо посмотреть… Но про это тсс – ни звука… Подписку о неразглашении помните?..

– Нет, – честно рванул в отказ Федор Андреевич. – Ничего не подписывал…

– Устную подписку… Слово давали… Помните?

– А-а, это помню…

– Ну вот… Заходим, значит. А жилье-то, жилье – смотреть не на что, и даже непонятно, куда только тратил деньжищи закордонных хозяев…

– Может, их и не было? – робко предположил Федор Андреевич.

– Кого – деньжищ или хозяев?

– Обоих…

– Как это – не было? Были. Суд установил… Поздно, но установил…

– Почему – поздно?..

– Ну так я ж и говорю. Раньше надо было. Мы как зашли – прямо ахнули: вражеская литература – стопками и открыто… Мог же припрятать от детей там или еще от кого…

– От вас?

– От нас не спрячешь – любой тайник на раз-два отыщем… Вот у вас есть какой тайник? – тыкнул пальцем в директорскую грудь Недомерок. – С самогоном, например?..

– Ни боже ж мой, – забормотал Федор Андреевич. – Мне-то чего таить?..

– Не скажите… – не очень доверчиво протянул Недомерок, но палец все-таки убрал. – У каждого что-нибудь да найдется для утайки…

– Ну так только если от бабы, – вильнул Федор Андреевич, – чирик или поллитру – это может, но чтобы от вас… или, не дай бог, от партии…

– Вот это правильно… А тому вражине все было нипочем… Это же представить невозможно: дети ходят, а Солженицын лежит… и под ним еще какая-нибудь Цветаева…

– И что – все забрали?

– Нет, забрать нельзя, обыск-то нелегальный, а у нас все и всегда строго по закону. Если обыск – так с понятыми, с протоколом. – Недомерок ронял слова солидно, на чуточку приоткрывая служебные сложности постороннему. – Посмотрели, чтобы понять – пора или пусть еще погуляет. Решили – пора. А он возьми и – ту-ту, переехал… – Недомерок обиженно вздохнул. – В общем, брали его уже ростовские коллеги. Им и награды, и звания, и разное другое, а нам только благодарность за содействие… с занесением.

– Да ладно, – не внял Федор Андреевич Недомерковым обидам. – Дело-то одно делаете… Все вместе…

– Делаем-то вместе и одно, – не отходил от обиды Недомерок, – а награждают розно и по отдельности…

– А у Льва Ильича тоже негласно смотрели? – не сдержал любопытство Федор Андреевич.

Недомерок понял, что сделал непростительный промах. И дело не в том, что негласный обыск подозреваемого ни к чему не привел, а в том, что потенциальный свидетель нюх потерял и забылся, осмеливаясь задавать вопросы о ходе расследования. Капитан представил, что этот разговор стал известным его начальству, и мгновенно протрезвел, потея ладонями и шеей…

«Хорошо, что у нас еще в дефиците жучки и прочая техника подслушки… Не узнают… Надо этого любознательного еще припугнуть…»

– Так не забывайте про подписку о неразглашении, – совсем уже не застольным голосом отчеканил Недомерок.

– А давайте я эту подписку и вправду подпишу, – осмелел Федор Андреевич.

Дело в том, что он уже посекретничал с Йефом, и ему хотелось увидеть эту бумагу с подпиской и прочесть там, кто он такой в будущем деле Йефа – капитанов агент, или свидетель, или еще кто…

– Достаточно устного согласия, – отмахнулся капитан, сам еще не решивший, кем будет Федор Андреевич (пока что и дело не двигалось, и от директора никакого толку).

Этим застольем и закончились доверительные беседы Недомерка с агентом Федором Андреевичем – как отрезало. Взамен на капитана Матюшина стала нападать паника – правда минутная, но со слабостью в ногах и мокрыми ладонями.

Зато у Федора Андреевича ладони перестали потеть – совсем перестали.

* * *

Примерно в тот же зимний вечер, когда Недомерок так неудачно излил давние обиды своей души на Федора Андреевича, в котельную к Недобитку ввалился радостный Степаныч. Накануне, после того как обнаружилось, что все они являются хранителями примерно одной государственной тайны, до него вдруг дошла грандиозность таящихся рядом событий.

– Григорий! – заорал завхоз, сбивая снег с протертого полушубка. – Памятуешь, как я казау про хлебное место?

– Не-е, – попытался вспомнить Григорий, но не слишком усердно.

– Да я казау, что один жид устроил на свое место другого, – понукал к воспоминаниям завхоз. – Что, стало быть, – хлебное место…

– А-а, – вроде бы согласился Григорий, то ли вспомнив, то ли устав вспоминать.

– Нет уж, ты точно вспомни, – наседал Степаныч. – Ты еще спрашивал, чем это место такое из себя хлебное!

– Ну и что? – Григорий сделал вид, что все вспомнил.

– Дык я уразумел… Осенило…

– Ну? – довольно вяло поинтересовался Григорий.

– А у тя чего-нибудь для разговору найдется? Несподручно такое дело и насухую…

– Покуда бошка варит, а руки шаволятся – всегда найдется. – Григорий выставил на стоящий повдалеке от гудущих котлов стол самогонную пол-литру, только что полученную за реанимированный карбюратор.

– Такое вот дело. – Завхоз перетаптывался в нетерпении, пока мутная жидкость наполняла стаканчики. – За усе хорошее, – тостанул он и мигом заглотнул дурью пахучий напиток, занюхивая рукавом полушубка.

– Ну что ты, как на перроне, – пристыдил Григорий, ставя на стол ополовиненную банку соленых огурцов.

– Тут и закусывать-то нечего – на пару глотков, – сказал завхоз.

– Мало будет – найдем, – успокоил Григорий.

– Тады другое дело. – Степаныч расстегнул полушубок и уселся за стол, отполированный долгими душевными беседами. – Вот я и кажу, что место это, до которого наши жиды охочи, – самое хлебное. – Степанычу хотелось заинтриговать собеседника.

– И что же в нем хлебного? – лениво подыграл Григорий.

– На этом месте родину продают. – Степаныч явно ожидал другого эффекта.