До свидания, Рим - Ники Пеллегрино Страница 18

Марио снова улыбнулся – кажется, он был польщен.

– А я и не знал, что вы моя поклонница.

– О да! И мои сестры тоже. Мы все обожаем ваши фильмы, особенно Кармела. Вы ведь ее помните, синьоре? Это та, у которой красивый голос. Она так мечтает…

Но прежде чем я успела замолвить за сестру словечко, меня перебили.

– Может, в фильме найдется маленькая роль для Серафины? – с воодушевлением спросила Бетти. – Что скажете, дорогая? Хотелось бы вам сняться в кино?

Марио рассмеялся:

– Эй, Роуланд, можешь устроить? Давай введем Серафину в сцену вечеринки. Пусть танцует на заднем плане вместе с остальными. У нее достаточно приятная внешность, верно?

– Ладно тебе, Марио, не начинай, – раздраженно ответил режиссер. – У нас и без того хватает статисток. Стоит тебе пообщаться с таксистом или официантом, как он тут же попадает в массовку. А теперь я должен искать роль еще и для гувернантки.

– Она не гувернантка, а моя личная ассистентка, – неожиданно холодно сказала Бетти. – И потом, мы с Марио оба «за». Хотите попробовать, Серафина? Вы ведь умеете танцевать?

Мариза Аллазио приподняла брови, а режиссер недовольно скривился.

– Вот моя сестра… – начала я, но тут же себя одернула. Почему бы и мне не использовать свой шанс? Чем я хуже других? И вообще, я собираюсь не петь, а просто танцевать где-то на заднем плане. Скорее всего, меня будет почти не видно.

– Что нужно делать? – спросила я.

Меня отвели в комнату, полную вешалок с одеждой, и на смену стареньким юбке с блузкой подобрали нарядный костюм. Мне сделали грим, зачесали назад волосы и выдали бубен, в который я должна была бить во время танца.

– Просто ведите себя естественно, – напутствовали меня перед съемками. – Смейтесь, веселитесь – как на настоящей вечеринке.

У меня не хватило духу признаться, что я никогда не бывала на вечеринках.

Пока мы ждали, статисты болтали о том, в каких фильмах и с кем из звезд им доводилось сниматься. Время от времени я махала детям рукой, надеясь, что они не слишком досаждают Бетти. Внутри понемногу нарастало волнение. Я понятия не имела, чего ожидать, и не была уверена, что справлюсь.

– Так, начинаем, – раздался мужской голос. – Мы готовы отснять первую сцену. Живо, все по местам.

Под лампами было очень жарко. Я стояла в заднем ряду, держа бубен над головой, и ждала, когда режиссер скомандует: «Мотор!», – как обещала Бетти. За пианино, в окружении других музыкантов, сидел итальянский актер Ренато Рашель. Синьора Ланца со своего места я не видела. Загородив глаза рукой, я пыталась отыскать взглядом Бетти с детьми, но позади камер ничего нельзя было различить.

– Так, – сказал помощник режиссера. – Сначала мы снимем крупным планом бубен. Потом камера отъедет, и мы дадим общий план. Вечеринка в полном разгаре, так что изображайте бурное веселье.

На площадке было очень тесно, но когда зазвучала музыка, я постаралась не ударить в грязь лицом: изо всех сил трясла бубном и даже протанцевала несколько шагов с парнем, которого назначили моим партнером. К концу сцены я едва могла перевести дыхание.

– Еще раз. Больше азарта, больше непосредственности. Помните: это самая классная вечеринка в вашей жизни.

Мы повторяли танец снова и снова, пока его не сняли со всех возможных углов и режиссер не остался доволен. С нас градом катил пот, но едва мы обтерлись полотенцами и поправили прически, как нас вызвали для следующей сцены.

Теперь музыка звучала спокойнее, и мы медленно танцевали на заднем плане, пока Марио и Ренато Рашель беседовали у пианино. Синьор Рашель с трудом выговаривал английские слова, одни и те же реплики приходилось повторять до бесконечности, и Марио хлопал его по спине всякий раз, как им удавалось проиграть сцену без запинки.

– Хорошо, теперь песня синьора Ланца, а потом перерыв на обед, – раздался голос из темноты за камерами.

– Что за песня? – шепотом спросила я у своего партнера.

– Come Dance With Me.

– И он правда будет петь? Мы его услышим?

– Наверное, – пожал плечами парень, как будто эта мысль его нисколько не трогала.

В последней сцене мы, тесно прижавшись друг к другу, сидели на полу у ног синьора Ланца. Когда раздалась команда: «Мотор!» – Марио сразу как-то посерьезнел и выпрямился. А потом он открыл рот и запел. Это была даже не оперная ария, а просто лирическая песня, и все же, прикрыв глаза и покачиваясь под музыку, я ощущала мощь его голоса, слышала, как легко он берет каждую ноту, чувствовала наполняющие его пение радость и красоту.

Когда Марио взял одну из статисток за руку и закружил в танце, мне захотелось оказаться на ее месте. Когда в конце он запел, обращаясь к пожилой женщине, а потом поцеловал ее в лоб, меня охватила зависть. Я позабыла о направленных на нас камерах и больше не пыталась играть. Я действительно была на вечеринке в мастерской римского художника и слушала голос величайшего тенора в мире.

Наверняка песню уже записали на студии в Ватикане, и Марио Ланца мог и не стараться ради нас. Но он был артистом, а мы – публикой. Его голос приводил в восторг и очаровывал, и мы уже не играли, а аплодировали от всей души. Мне бы хотелось повторять эту сцену снова и снова, целый день слушать, покачиваться под музыку и хлопать в ладоши.

Когда я впервые услышала пение Марио, мне показалось, что я узнала его по-настоящему. Этот голос звучал так чисто и сильно, так безупречно…

Я еще не знала тогда, что голос не может сказать о человеке все – даже голос Марио Ланца.