Рэт Скэбис и Святой Грааль - Кристофер Дейвс Страница 18

В Каркассон мы приехали уже под вечер, когда стемнело. В рассеянном свете уличных фонарей древний город казался ожившей картинкой из книжки сказок, а возвышавшаяся над ним крепость – заколдованным замком в переливах волшебных огней. Наш путь лежал дальше на юг, по предгорьям Пиренеев. С обеих сторон к шоссе подступали отвесные скалы, почти неразличимые в темноте, хотя их присутствие ощущалось очень даже весомо. Свет наших фар периодически выхватывал из темноты крутые обрывы, начинавшиеся сразу за низким бетонным ограждением: то с одной стороны, то с другой. Дорога поднималась в гору.

Мы проехали городок Лиму, откуда было уже совсем близко до Куазы. В Куазе мы без труда отыскали гостиницу, где у нас были заказаны номера: самое большое и самое старое здание на крошечной площади Плейс-Дени в самом центре деревни. Когда мы уже подходили к гостинице, церковный колокол пробил одиннадцать, и с последним ударом – в лучших традициях ужастиков студии «Хаммер» – что-то со свистом промчалось над площадью, буквально в нескольких дюймах над нашими головами.

– Птицы? – испуганно выдавил я, теряясь в догадках, с чего бы вдруг птицы летают ночью. Не иначе как по велению неких потусторонних сил.

– Летучие мыши, – сказал Скэбис, после чего я вполне успокоился.

Определившись с номерами, мы решили прогуляться до бара, который приметили еще по дороге в гостиницу. Посетителей было немного. Кроме нас, всего четверо: влюбленная парочка старшего школьного возраста, обнимавшаяся в уголке, и. двое парней за бильярдным столом. Впрочем, и те, и другие ушли минут через десять после нашего появления. Когда мы вошли, автомат играл песню, которую пьяный Салим распевал в нашу первую ночь в Лионе. Я сразу узнал привязчивый мотивчик: «О Мария, ля-ля-ля-ля».

– Опять эта песня. Ришар, а что это за композиция?

– Это Джонни Холлидей, французский Клифф Ричард, – сказал Бельи. – Называется «Мария». Очень оригинально, хе-хе. Год назад была просто хитом.

Мы сели у стойки и взяли по пиву. Бармен и он же владелец бара, дородный и представительный бородач сорока с лишним лет, с подозрением поглядывал в нашу сторону.

– Вы туристы? – полюбопытствовал он, услышав, что мы говорим по-английски.

– Да, мы не отсюда, – подтвердил Бельи. – Мы остановились в гостинице на Плейс-Дени.

– Ага, – задумчиво протянул бармен, снял с плеча полотенце и принялся сосредоточенно протирать стаканы. – И что собираетесь посмотреть в наших краях?

– Пока не знаем. А вы что посоветуете?

Бармен поднял к свету очередной стакан и придирчиво рассмотрел его на предмет вероятных пятен. Стакан сиял ослепительной чистотой, но бармен все равно засунул в него уголок полотенца.

– Может быть, вам стоит съездить в деревню на холме.

– А что за деревня на холме? ~ спросил Бельи.

– Она называется Ренн-ле-Шато. – Бармен вновь поднял к свету все тот же стакан. – С этим селением связана одна любопытная история. Про какого-то священника. – Он еще раз протер стакан и поставил его на полку за стойкой. – Но я не знаю подробностей, – поспешно добавил он.

Впрочем, уже через четверть часа, когда мы пригласили его присесть с нами и выпить пива (разумеется, мы угощали), он довольно активно подключился к нашему разговору о тайне Ренн-ле-Шато. Не то чтобы он с нами разоткровенничался, но сказал, что родился в Куазе и прожил здесь всю жизнь. И его родители – тоже.

– Так, может быть, они знали Мари Денарно, домоправительницу Соньера? – спросил Скэбис.

– Нет, – как-то уж слишком резко ответил бармен. – Не знали.

– Но Мари умерла в 1953 году, когда общее население Ренн-ле-Шато и Куазы составляло… сколько там… человек триста от силы, – заметил Скэбис. – И наверняка все знали всех.

Бармен пожал плечами, как это умеют только французские бармены.

– Наверняка ваши родители знали Мари Денарно, – не отставал Скэбис.

Бармен надул губы и задумчиво почесал бороду. Мне показалось, что он собирается что-то сказать, вроде как сделать признание. Но он лишь покачал головой.

– Я уже закрываюсь, – объявил он.

– Давайте, что ли, еще по пиву, – предложил Скэбис.

– Я уже закрываюсь, – повторил бармен, не обращая внимания на кучку евро, которые Скэбис пододвинул к нему через стойку. Он забрал наши пустые стаканы и ушел в кухню, не сказав больше ни слова.