Семья Усамы бен Ладена. Жизнь за высокой стеной - Омар бен Ладен Страница 18

Стыд, острая тоска и ужас охватили меня, пронзая все тело, когда отец взмахнул тростью и стал двигаться вдоль выстроенной нами линии, ударяя по очереди каждого из сыновей. Маленький комок застрял у меня в горле.

Отец ни разу не повысил голос, мягким тоном отчитывая сыновей и ударяя их тростью в такт своим словам:

— Вы старше своего брата Омара. И вы несете ответственность за его плохое поведение. Из-за его непослушания я не могу закончить важную работу.

Меня охватил панический ужас, когда он остановился передо мной. Я был еще очень мал в то время, и моим детским глазам казалось, что отец выше самых больших деревьев. И хотя я сам только что видел, как он бьет моих братьев, я не мог поверить в то, что он ударит меня этой тяжелой палкой.

Но он ударил.

Возмущение наше было нестерпимым, но никто из нас даже не вскрикнул, зная, что подобное проявление эмоций не пристало мужчине. Я подождал, пока он отвернется, и помчался прочь, не разбирая дороги. Мне стыдно было смотреть в глаза братьям. Я знал: они винят меня в том, что трость отца обрушилась на их спины и ноги.

Я отправился искать утешения в конюшни, где нашел свою любимую лошадь, красивую арабскую кобылицу по кличке Байдах. Она была ростом в четырнадцать ладоней, с угольно-черной гривой и таким же хвостом. Я считал ее королевой — у нее были сильные ноги и гордый взгляд. Байдах тоже меня любила и могла найти в огромной толпе, неслась галопом, чтобы получить из моих рук кусок сочного яблока.

Я провел с Байдах несколько часов, до такой степени потрясенный, что мысли путались у меня в голове. Когда солнце стало клониться к закату, я неохотно вернулся домой — и только потому, что боялся навлечь на себя еще больший гнев. Незаметно проскользнул в дом, стараясь избегать братьев. И когда уже лежал в постели, на меня навалилась такая тоска, что я не сдержался и громко зарыдал.

Мои всхлипывания были такими шумными, что обеспокоенная мать прибежала в комнату и спросила:

— Кто это плачет?

Сдерживая всхлипывания, я зарылся головой в подушку, стараясь заглушить звуки своего позора.

Теперь, повзрослев, я думаю, что у моего отца, вероятно, было слишком много детей и появились они у него слишком рано. А может, он просто был чрезмерно увлечен своей военной деятельностью, и факт нашего существования терялся на фоне столь масштабного явления, как борьба с русскими.

За все детские годы мне вспоминается лишь один волшебный момент, когда отец держал меня на руках. Тот незабываемый случай произошел во время молитвы.

Когда отец бывал дома, он приказывал своим сыновьям сопровождать его в мечеть. Как-то раз мы были на ферме, и прозвучал призыв муэдзина к полуденной молитве. Отец в свою очередь позвал нас с собой. Я был взволнован — время молитвы давало превосходную возможность побыть рядом с отцом. В тот день я забыл надеть сандалии, оставленные у входной двери. Снимать обувь, входя в жилище, — традиция нашей страны.

В полдень песок обжигает, как раскаленные угли. Поскольку я бежал босиком, мои голые ступни вскоре уже горели огнем. Я начал подпрыгивать и вскрикивать от боли. Меня потрясло, что отец наклонился надо мной как высокая гора и подхватил на руки.

У меня во рту пересохло от удивления. Я не мог вспомнить, когда еще отец брал меня на руки. Я был невероятно счастлив и старался прижаться покрепче. Отец всегда пользовался восхитительным благовонием — оно называется уд и имеет приятный мускусный запах.

Я взглянул вниз на братьев со своего высокого насеста и ухмыльнулся. Я ликовал, чувствуя себя гномом, сидящим на плечах у великана и видевшим дальше его самого.

В то время мне было всего года четыре, может быть пять, но я был пухленьким. Отец был высоким и худым, не очень мускулистым, хоть и в хорошей физической форме. Мы еще не дошли до дверей мечети, когда я почувствовал, что стал для отца нелегкой ношей. Он начал тяжело дышать, и мне было ужасно его жаль. Но я так гордился тем, что сижу на его сильных руках, и поэтому крепко вцепился в него, мечтая навсегда остаться в этой надежной гавани. Однако он вскоре поставил меня на землю и ушел, а я семенил за ним своими короткими ножками. Но не мог угнаться за его невероятно большими шагами.

И вскоре отец стал казаться мне далеким миражом.