Дай на прощанье обещанье - Татьяна Булатова Страница 18

Назначили день, подверстав его к очередному красному дню календаря. Стали готовиться: газеты рисовать, конкурсы придумывать, грамоты подписывать. Разумеется, тайком от Ады Львовны, через день посещающей департамент местного здравоохранения.

– Подождите-подождите, – оживились завистницы и в одночасье стали суровыми и неприступными.

– Чего подождите-то?! – посмеивалась станционная молодежь.

– А то! Не успеете глазом моргнуть, как она в департаменте себе какое-нибудь кресло отхватит.

– Какое?! – продолжала посмеиваться молодежь.

– Какое-нибудь!

– Это в семьдесят-то?

– Да она до ста жить будет – и не чихнет. Это не то что вы!

– А мы-то чего? – пугалась молодежь.

– А того! – наступали завистницы широким фронтом. – Сорок лет станцией руководит, а на больничном ни разу не была. А вы без году неделя – и уже по пять раз переболели.

– А мы-то тут при чем? – недоумевали молодые сотрудники. – У нас, может, иммунитет ослабленный от постоянного контакта с больными. Мы-то на «Скорой», а она в кабинете сидит целыми днями.

– Не устроим банкет, еще сидеть останется. Зря, что ли, она в департамент зачастила?!

«Банкету быть!» – снова заволновалась станция «Скорой помощи» и делегировала в кабинет главврача председателя профкома Трушкину.

Трушкина была на двадцать лет моложе Ады Львовны, давно метила на ее место и очень переживала, что уйдет на пенсию раньше, чем старая главврач освободит обетованное кресло. В голове у председателя профкома станции «Скорой помощи» звучал свой метроном: «Быть или не быть?»

– Пойдете? – поинтересовались коллеги у Трушкиной.

– Пойду! – с готовностью откликнулась председатель профкома и в мгновение ока превратилась в благородного миссионера. – Ада Львовна! Народ жаждет поздравить вас.

– С чем же, Людочка? – попыталась закрыться щитом удивления начальница, складывающая в коробку накопившиеся за много лет вещи.

– С выходом на заслуженный отдых!

Брови Ады Львовны без спроса поползли вверх.

– Надоело, поди, бумажки перебирать? – нарушая всякую субординацию, изрекла Трушкина. – Ладно вам, Ада Львовна, не переживайте. Мы вас проводим с шиком. Честь по чести. Я вот на счет подарка хотела узнать: вам вещь «на память» или деньгами?

От примитивности постановки вопроса Ада Львовна отупела и непривычно для себя робко спросила:

– А надо?

– Надо, – надавила на бывшую начальницу председатель профкома и для пущей убедительности заявила: – Так положено.

Бедная Ада Львовна, привыкшая к тому, что приказы на станции «Скорой помощи» раздает она сама, вконец растерялась и замахала руками на Трушкину:

– Некогда сейчас, Людмила Петровна. Не до банкетов. Дела надо сдавать.

– Как это не до банкетов?! – возмутилась председатель профкома и покрылась алыми пятнами от досады. – Эту традицию не мы придумали. Так испокон веков заведено. Коллектив по-человечески хочет. Чтоб проститься. Как люди…

От высокопарных слов Трушкиной «коллектив хочет», «по-человечески», «как люди» Ада Львовна размякла и частично сдалась:

– Мне еще с детьми посоветоваться надо.

«Это с каких это пор вы с детьми советоваться начали?» – захотелось съязвить Людмиле Петровне, но она удержалась и изобразила обиду на лице:

– Мы как лучше хотели. Не считаете нужным, никто не неволит. Как говорится, насильно мил не будешь.

– Идите, работайте, Людмила Петровна, – поставила подчиненную на место Ада Львовна и, не дожидаясь, пока та закроет за собой дверь, набрала номер снохи:

– Это ты, дочь? – поинтересовалась она и, не слушая ответа, тут же перешла к делу: – Мне, дочь, надо с вами посоветоваться. Семейный совет, так сказать. Соберемся у вас. Так всем удобно. Галя приедет, Игорь и ты.

– А Галя одна будет или с мужем? – зло поинтересовалась Василиса. – Вообще-то у нас, мама, планы.

– Планы надо отменить, – приказала свекровь и положила трубку.

Не прошло и минуты, как она снова перезвонила и проверила, насколько хорошо усвоена информация:

– Так ты поняла меня, дочь?! Сегодня. Ну, давай в семь. В семь – точно нормально. Самое то. Раньше не надо. Пока.

Рассвирепевшая Василиса перезвонила мужу и проорала ему в самое ухо:

– Сколько можно! Твоя мать абсолютно со мной не считается! Мы сегодня приглашены к Белым на ужин, а она едет к нам. Слышишь меня?! «К нам едет ревизор!» Будь в семь! Тебе назначено.

Пока жена визжала в трубку, Игорь морщился и тер нос. Встреча с матерью вместо ужина у Белых его не привлекала. Но лучше уж было потерпеть, чем постоянно чувствовать внутри тикающий, как взрывной механизм, внутренний метроном, маятник которого раскачивался между двумя полюсами: «плохой мальчик – хороший мальчик». И когда чувство вины в сыне Ады Львовны обострялось, метроном начинал отбивать ритм все быстрее и быстрее, пока не переходил на мерзкую трель. Игорь ненавидел это состояние, поэтому позвонил матери заранее.

– Ты на работе? – не здороваться, видимо, было своеобразной фамильной чертой Скуратовых.

– А где я могу еще быть?

– Ну, откуда я знаю. Может, дома или у Галки.

– Тогда зачем ты звонишь мне на работу?

– Чтобы наверняка, – попытался пошутить Игорь.

– Ну, так что?

– Ну, так то! Что сегодня за повод?

– Какой повод?

– Ты сегодня у меня дома устраиваешь свой семейный совет. А мы приглашены к Белым.

– Интересно, а где мне его еще устраивать? У тебя самая большая квартира. Не к Галке же мне тащиться через весь город. И не ей ко мне. Ты – ровно посередине.

– Но у нас были планы… – Игорь вернулся к тому, с чего начал.

– Хорошо, – неожиданно согласилась Ада Львовна. – Идите к Белым. Все отменяется. Гораздо важнее быть хорошим мужем, нежели сыном. Но помни…

Игорь завелся с пол-оборота и проорал в трубку:

– Хватит делать из меня дурака!

– Я и не думала, – спокойно возразила мать. – Зачем делать то, что уже и так существует?

– По-твоему, я плохой сын?!

– Ты – хороший муж. И этим все сказано, – подвела итог Ада Львовна и повесила трубку.

В телефоне Игоря привычно запикало: «плохой мальчик – плохой мальчик – хороший мальчик – плохой-плохой-плохой…»

«Больше не могу», – сказал Игорь и откинулся в кресле.

– Проблемы? – проворковала секретарша и преданно посмотрела на своего босса.

Игорь брезгливо скривился:

– Типа – да.