Грек Зорба - Никос Казандзакис Страница 18

- Он правду говорит, попробуй и поймешь. Это как мозги! Когда принц Георг проезжал мимо монастыря, который наверху, монахи приготовили для всех поистине королевский обед с мясом. А для принца была лишь тарелка супа. Принц взял ложку и стал помешивать суп: «Это фасоль? - спросил он с удивлением. - Белая фасоль?» - «Ешь, мой принц, - ответил ему старый настоятель, - поешь сначала, потом об этом поговорим». Принц попробовал ложку, другую, третью, съел всю тарелку и облизнулся от удовольствия.

«Что это за чудо такое? - спросил он. - Какая вкусная фасоль! Прямо, как мозги!» - воскликнул он. «Это не фасоль, принц, - ответил ему настоятель. - Кастрировали всех петухов в округе!»

Смеясь, старик подцепил на вилку кусочек поросячьего семенника.

- Княжеское блюдо! - сказал он. - Открой-ка рот!

Я разинул рот. Дядюшка Анагности вновь наполнил стаканы, и мы выпили за здоровье его внука. Глаза старика заблестели.

- Кем бы ты хотел, чтобы стал твой внук, дядюшка Анагности? - спросил я его. - Скажи нам, и мы пожелаем ему счастья.

- Что бы ему пожелать, сынок? Что ж, пусть он выберет хороший путь, станет хорошим человеком, хорошим главой семьи, пусть он тоже заимеет детей и внуков и чтобы один из них походил на меня. Старики, глядя на него, говорили бы: «Посмотри, как он похож на старого Анагности! Мир праху его, это был хороший человек». Анедзинио, - сказал он, не глядя на жену, - Анедзинио, наполни-ка кувшин вином!

В эту минуту от сильного толчка дверца загородки открылась, и поросята с визгом устремились в сад.

- Им больно, бедная скотина… - сочувственно сказал Зорба.

- Конечно, больно! - воскликнул старый критянин, смеясь. - Если бы с тобой так поступили, тебе бы тоже было больно, а?

Зорба коснулся дерева.

- Проглоти свой язык, старый глухарь! - прошептал он с ужасом.

Около нас взад-вперед бегал поросенок, злобно глядя в нашу сторону.

- Честное слово, можно подумать, он понимает, что мы его сейчас едим! - добавил дядюшка Анагности, в ударе от выпитого вина. Мы же, спокойные и довольные, продолжали, словно каннибалы, насыщаться, потягивая красное вино и любуясь розовым в свете заходящего солнца морем, видневшимся сквозь серебристые ветви оливковых деревьев.

Когда с наступлением вечера мы покинули дом сельского старейшины, на Зорбу, который тоже был в ударе от выпитого вина, напала охота поболтать.

- О чём это мы говорили позавчера, хозяин? - спросил он меня. - Ты, вроде, хотел просветить народ, как ты сказал, раскрыть им глаза! Ну, что ж, давай! Попробуй раскрыть глаза дядюшке Анагности! Ты видел, как держалась его жена, ожидая приказаний, наподобие собачки на задних лапках? А теперь ещё научи их, что это жестоко - есть мясо того самого живого поросёнка, который визжит перед тобой от боли, или что женщины имеют такие же права, как мужчины. Так что же выиграет бедняга дядюшка Анагности от твоих глупых объяснений? Ты ему только причинишь боль. А чего добьётся мамаша Анагности? Начнутся сцены, курица захочет стать петухом, и они сцепятся друг с другом… Оставь в покое людей, хозяин, не раскрывай им глаза, что ты думаешь, они увидят? Свою нищету! Так путь они продолжают мечтать! Замолчав на минуту, он почесал голову и задумался.

- Если бы ты мог, - сказал он, наконец, - по крайней мере…

- Что ты имеешь в виду? Скажи яснее.

- Если бы ты мог, по крайней мере, показать им мир лучший, чем тот мрак, в котором они сейчас живут. Есть у тебя такой?

Такого у меня не было. Я хорошо знаком с миром, близким к распаду, но не знал грядущего, который поднимется из руин. «Этого никто не может знать наверняка, - думал я. - Старый мир осязаем, прочен, мы в нём живём и ежеминутно вступаем с ним в схватку. Мир будущего ещё не родился, он неуловим, бесформен, это свет, из которого сотканы мечты, облако, разрываемое неистовыми ветрами - любовью, ненавистью, воображением, случаем, Богом… Самый великий пророк сможет дать людям только плетение словес и чем величавее пророк, тем менее точно будет его предсказание».

Зорба смотрел на меня с насмешливой улыбкой. Я был зол.

- Я знаю такой, - ответил я уязвленно.

- Ну-ка, расскажи!

- Не стану я тебе рассказывать, ты всё равно не поймёшь.

- Эх! Ты так говоришь, потому что у тебя его нет! - сказал Зорба, покачав головой. - Ты не думай, что я белены объелся, хозяин. Если тебе об этом сказали, то тебя обманули. Я, возможно, такой же невежда, как дядюшка Анагности, но я и не так глуп. Э! Нет! Если я, по-твоему, не могу понять, почему же ты хочешь, чтобы поняли они, этот жалкий старик и его придурковатая жена, да и все остальные Анагности? Все они в твоём будущем увидят только мрак. Нет уж, оставь им их старый мир, они к нему привыкли, ладят с ним пока, не так ли? Одним словом, они живут и живут неплохо, плодят детей и даже внуков. Бог делает их глухими и слепыми, а они кричат: «Хвала Господу». Они в нищете чувствуют себя непринуждённо. Поэтому оставь их в покое и помолчи.

Я замолчал. Мы проходили мимо сада вдовы. Зорба на мгновение остановился, вздохнул, но ничего не сказал. Должно быть, где-то шёл дождь. Запах земли, полный свежести, наполнял воздух. Показались первые звёзды. Народившаяся зеленовато-жёлтая луна мягко сверкала, небосвод до краёв был наполнен негой.

«Этот человек, - думал я, - необразован, но обладает светлым умом. Душа его нараспашку, у него доброе сердце, он много повидал, однако не растерял свою изначальную отвагу. Все эти сложные проблемы, неразрешимые для нас, он решает одним махом, словно разрубает мечом, как это делал его соотечественник Александр Македонский. Его невозможно сбить с пути, потому что он всем своим существом сросся с этой землёй. Африканские дикари обожествляют змей за то, что они всем телом распластываются по земле и посему, якобы, знают все тайны мироздания. Змея познаёт мир своим туловищем, хвостом, головой, бесшумно извиваясь, она сливается воедино с матерью-землёй. То же происходит с Зорбой. Мы же, образованные люди, не что иное, как птицы, опьянённые воздухом».

Звёзд на небе всё прибавлялось. Невыразимо холодных и равнодушных, без всякого сочувствия к людским страстям.

Больше мы не говорили. С восторгом смотрели мы на небо, наблюдая, как на востоке ежесекундно зажигаются новые звезды, распространяя вселенский пожар.

Мы вернулись к себе в хижину. У меня не было ни малейшего желания есть, и я уселся на скале у моря.

Зорба разжёг огонь, поел и, казалось, готов был присоединиться ко мне, но, передумав, улёгся на свой матрас и заснул.

Море было спокойно. Застывшая под россыпью звёзд земля тоже молчала. Не было слышно ни лая собак, ни жалоб ночных птиц. Но тишина казалась обманчивой, я ощущал это лишь по току крови, стучавшей в висках и на шее.

«Мелодия тигра!» - подумал я с дрожью. В Индии с наступлением ночи люди низкими голосами поют печальную песню, дикую и монотонную, напоминающую отдалённое рычание хищников - мелодию тигров. Человеческое сердце преисполняется трепетом ожидания.