Забытый вальс - Энн Энрайт Страница 18

Дом оказался меньше, чем померещилось мне, когда я сидела напротив и следила, как в окнах гаснут огни. С той ночи дом Шона разросся в моем воображении до георгианской усадьбы, немерено акров спереди и позади. На самом же деле это был таунхаус, пристроенный к другому дому, и окна — два по сторонам от двери и три наверху — вовсе не так уж велики. Но что-то в нем все-таки было. Лавровые деревья — леденцы на палочке, перевязанные красными рождественскими ленточками, — в отменном вкусе белые лампочки вдоль водосточных желобов, и котсуолдский гравий, и живая самшитовая изгородь — все то, что я ненавидела и чего желала, так что на порог я ступила уже достаточно злобной.

— Классная колотушка, — сказала я, хватая и отпуская тонкую медную ладонь. Затем уставилась на крашеную доску, ожидая, чтобы она отодвинулась.

Дверь открылась, но я никого не увидела.

Разумеется, открыла мне Иви, и это сбило меня с толку. Пришлось опустить взгляд с того уровня над полом, где я ожидала увидеть лицо взрослого, а подправить выражение лица я не успела. Иви глянула на меня своим странным, затравленным взглядом, и Фиона сказала:

— Помнишь тетю нашей Меган?

— Да. — Хотя ни одна нотка в ее голосе не подтверждала, что она меня помнит. Но все же сообразила: — Привет, Джина.

И я откликнулась:

— Привет, лапонька! — Ведь и правда лапонька, с каким-то восторгом и удивлением принимает от гостей верхнюю одежду, несет по узким ступенькам наверх, складирует где-то в запасной спальне.

За все это время я ни разу не вспомнила про Иви. Не знаю почему. Жена присутствовала в моих мыслях всегда — стена, опоясывающая мой разум, — но когда пробирает похоть, не думаешь, не можешь думать о его дочери. Иви не имела ни малейшего отношения к моему роману, ее тень не могла — никак не могла — лечь на нашу гостиничную постель. Нельзя ей там появляться, это неприлично. Не просто неприлично — нелепо.

И вот она, пожалуйста. Факт ее существования изумил меня. Глядя ей вслед — она шла по лестнице, на вытянутых руках неся перед собой мой плащ, — я смутно предчувствовала несчастье. Бессмысленный и грубый вопль чуть не вырвался вслед восходившей на второй этаж детской спине. Что-то вроде «Корова», например.

Но я толком не знала, какое слово, из какой драмы. «Убийца!» — это обвинение откуда, из «Мисс Броди», из «Малышки Джейн»? [16]В школе нас водили на «Гамлета», и в той сцене, где Офелия сходит с ума, передо мной вскочила девчонка — видимо, из дурного района, грудь бочонком, немытые волосы — и завопила актрисе: «Пизду нам свою покажи!»

Так и тут. Похоже.

Нет, конечно, я не собиралась выкрикивать вслед Иви непристойности. Вопль в моей голове был воплем без слов, и я не пыталась подобрать слова, но голова шла кругом. Впервые я вдохнула в себя аромат семейной жизни Шона Валлели, рождественские мандарины и гвоздику, я смотрела вслед его дочери, на ее узкую, складную спинку, бережно вытянутые руки, белые носочки, чуть влажную кожицу сзади под коленками — потайное местечко, словно у ребенка 50-х, на Меган юбку не нацепишь без легинсов, а эта малышка носила настоящий маленький килт и, господи боже, черные лакированные туфли.

Эйлин выскочила в прихожую, пародируя собственную суету и распорядительность.

— Входите, входите! — торопила она, целуя нас одного за другим. — С Новым годом! — Фиону, Шэя, меня.

Сейчас я пытаюсь вспомнить запах ее кожи и губ или их текстуру, ощущение от ее физической близости, но, как только Эйлин прикоснулась губами к моей щеке, наступило затмение.

Она быстро сделала шаг назад и снова улыбнулась:

— Как я рада, что ты все-таки приехала. Заходи, остальные уже там.

Остальные?

Эйлин оказалась вовсе не такой «пожилой», как мне воображалось, хотя на ее лице скромного и полезного человека красовалась помада для женщины глубоко средних лет, розовая с жемчужным отливом. В плиссированном черном платье от «Исси Мияки» с бирюзовой каймой, с торчащим вокруг шеи широким воротником она выглядела беззащитным моллюском, которого укрывает твердая красивая раковина.

Дом, в отличие от наряда хозяйки, был сама простота. Справа от входной двери — кабинет, дальше по коридору — кухня. По другую сторону все перегородки от фасада до задней стены дома снесли, получилась вытянутая гостиная.

— Какая прелесть! — восхитилась я, озираясь.

— А, ни рыба ни мясо, — отмахнулась Эйлин. — Я хотела еще расширить, но Шон говорит, пора снова продавать и возвращаться в город.

— Вам понравилась новая дача? — спросила Фиона.

— В том-то и дело. Мы в нее просто влюбились.

— Это же замечательно! — сказала Фиона.

Эйлин обернулась ко мне и продолжала:

— Мы нашли чудесное место с видом на пляж в Бэллимани. Там, на вершине. — Затем снова к Фионе: — Когда вы отпустите Меган к морю? Я увожу свою в пятницу сразу после занятий, а Шон подъезжает в субботу. Через неделю, через две, как получается.

Конечно, я рассчитывала найти в доме Шона какие-то ключи к его жизни, однако не ожидала, что они полетят в меня, едва я переступлю порог. Мало того, что Эйлин сообщила мне о своей даче, — всякий человек после сорока хвастается дачей, — но она прямо-таки на блюдечке преподнесла мне их расписание. Слушай внимательно, девочка: каждую вторую или третью пятницу мой муж бывает свободен, зато в субботу он садится в машину и едет за мной на дачу, мы зажигаем огонь в камине, откупориваем бутылку красного и с вершины смотрим на дивное, вечнопеременчивое море.

А мне еще даже коктейля не дали.

— О, как мило, — сказала я, указывая на фотографии на стене. Сменим тему.

Длинный ряд снимков в темных квадратных рамках, яркий, преувеличенный контраст черного и белого. Лишь после паузы, когда глаза привыкли, на одном снимке, затем на другом начала проступать Иви — студийные фотографии, Иви совсем маленькая. Красиво, художественно. Эйлин в белой рубашке прислонилась к белой стене. Взъерошенный Шон.

Мне послышался из кухни его голос, и я поспешно свернула налево, в гостиную, в спасительное столпотворение. Длинная комната, четыре створчатых окна. В дальнем конце закуска, напитки ближе к двери, между приглашенными курсирует филиппинец, в каждой руке по бутылке.

К моему удивлению, среди гостей оказался Фрэнк, старый болтун, — он бросил на меня хитрый взгляд, как будто я про что-то не знала, а надо бы. На миг мне почудилось, не про нас ли с Шоном, однако Фрэнк никогда не интересовался сексом, он подмечает иные скрытые течения и соглашения, те, что касаются по большей части мужчин, и так сразу не поймешь, о чем это — не футбол, не машины, однако речь идет о выигрыше, хотя и не ясно о каком. Да, я обижена, потому как три месяца спустя Фрэнк получил повышение, обойдя меня, и теперь я знаю, что это был за секрет. Парень безо всяких способностей, единственный талант — быть в курсе.