Плохая дочь - Маша Трауб Страница 18

Родившийся сын, названный Шамилем, жил со старшей сестрой. Новая молодая жена мужа тети Риты не захотела забрать ребенка. Никто и не настаивал. Но судьба опять расставила все по местам – дети в новом браке мужа тети Риты не появились. Молодая жена потеряла двоих на поздних сроках беременности и считала, что это кара, раз отказалась принять младенца, потерявшего мать. Не жаловалась на судьбу, не проклинала – себя винила.

Шамиль вырос достойным человеком. Получил образование и работал в городе врачом. Сестры им гордились. Шамиль с Тамиком были практически неразлучны. А вот с отцом у всех связь оборвалась. Они, можно сказать, начали новый род.

* * *

Мама не плакала на похоронах бабушки. Ни слезинки не проронила, когда сидела у ее кровати в больнице. Она может расплакаться от пустяка, мелочи. Но в по-настоящему тяжелой ситуации, когда имеет полное право рыдать, слезные каналы будто кто-то заклеивает скотчем или заливает герметиком. Я такая же. Меня так воспитали. Нет, не мальчики не плачут. Женщины, девушки, девочки не должны показывать, что им больно, страшно, обидно. Какому мужчине нужна плачущая, а значит, слабая, распущенная жена? Разве ребенок должен видеть слезы матери? Зачем детей пугать? А свекровь что подумает, если невестка будет ходить и носом хлюпать? Что соседки насплетничают? А если нервная болезнь? Так она на детей перекинется. Такую девушку замуж нельзя брать. Нервы – это не насморк, не вылечишь. Кстати, считалось, что болезни нервов неизлечимые, а значит, самые страшные. Ни травы, ни заговоры на них не действуют. Успокоить на время могут, но выздоровление не наступит никогда.

Так что нас с детства учили улыбаться – через не могу, через не хочу. Хочешь поплакать – иди в огород, к кустам крапивы. А потом на дальнюю колонку, в конце деревни. Лицо под струю ледяной воды подставляешь и держишь, пока задыхаться не начнешь.

– Ты что, плакальщицей стать хочешь? – возмущалась соседка, когда видела, что я бегу домой в слезах. Несусь, чтобы никто не увидел. Я плохо умела «держать себя», как про меня говорили. Но очень старалась после соседкиного упрека. Не хотелось стать плакальщицей, даже самой знаменитой и богатой.

Я помню похороны с плакальщицами. Как теперь понимаю – дорогое удовольствие. Не для всех. Доступное очень состоятельным и положенное в обязательном порядке уважаемым людям. Пригласить плакальщиц – показатель не меры страдания, а состояния и статуса семьи. Чтобы все соседи обзавидовались. Чтобы потом еще долго старики изводили родню распоряжениями – мол, вон, как Заура любили, плакальщицы у него хорошие были, дорогие. Даже Залина была! Она клок волос вырвала! Так красиво вырвала, что все ахнули! Если вы меня любите, тоже позовите женщин. И Залину обязательно. Пусть два клока вырвет, а не один, как у Заура на похоронах.

Залина была самой известной в округе плакальщицей. Не из нашего села. Все ее хотели на похороны. Заранее записывались. Плакать могли многие, но Залина настолько красиво это делала, будто песню пела. Ну и коронный трюк с вырыванием волос исполняла так, что люди не знали – то ли плакать, то ли аплодировать, как в театре. График Залины был расписан чуть ли не на год вперед.

«Когда умирать хочет? В апреле? Нет, пусть в мае умрет. В апреле уже многие хотят», – говорила Залина на поминках, сверяясь с собственным календарем и расписанием. Врачи так операции не расписывали, как Залина свои услуги. Всегда брала аванс. Если покойный не умирал в срок, аванс не возвращала.

«Как не знаете, когда ваш дедушка умрет, дай бог ему здоровья, пусть еще сто лет проживет! – говорила Залина, когда родственники не могли назвать точную дату вызова. – Что, уже сто лет прожил? В любой день может? Тогда я вам точно скажу – не может. Если сто лет не смог, у него спросите, когда он хочет, чтобы я плакала! Что? Разве я первый день работаю? В прошлом месяце плакала на похоронах. Мне дедушка Борик не только дату, но и время сказал! А дедушке Борику было столько лет, что вашему дедушке еще много лет жить!»

«Как вы хотите? Чтобы я вдову переплакала? Она что, так рада будет, что станет вдовой? Да, понимаю, – кричала Залина на почте, где у нее был, можно сказать, кабинет. С четырех до шести по четвергам знаменитая плакальщица принимала вызовы по телефону. – А если кроме вдовы еще кто-то вдруг убиваться начнет, мне ее тоже переплакать надо? – деловито уточняла детали Залина. – Конечно, я могу. Никто не начнет? Ох, все так говорят. Разве у меня нет репутации? Разве я первый день работаю? Что вы говорите? Никто, кроме вдовы, не будет волосы рвать? О, тогда я вам точно скажу, чтобы вы были готовы и не удивлялись. Раз вдова хочет лысой остаться, значит, вам надо в другую сторону смотреть. В какую? Налево. Когда другая женщина на гроб кинется. Так я вам скажу сейчас, чтобы вы были готовы. Я честная женщина, у меня имя… Если женщины вашего… двоюродного дяди хотят посоревноваться и друг друга переплакать, зачем я вам нужна? А, понимаю. Вы не хотите скандала. И вы знаете про другую женщину? Почему сразу не сказали? Тогда я по-другому буду плакать. Разве у меня нет опыта таких дел? Что? Надо счастливую вдову от гроба оторвать? А женщину оставить? Так надо было сразу сказать. Нет, зачем мне «за любые деньги»? В вашем случае я бы за интерес отработала, но не могу себе позволить – другие тоже захотят, чтобы я бесплатно плакала. Да, у меня тоже может быть интерес, профессиональный. Зачем вы сейчас волнуетесь? Будете волноваться, когда ваш дядя не умрет, а свадьбу захочет. Но я вас записала. Хотите вдову раньше дяди? Так мне какая разница? Что? Не слышу! В марте? В марте только одно воскресенье свободно! Вы постараетесь успеть? Хорошо, записываю вас на март. Зачем мне знать, что вы с ней сделаете?»

– Залина, как тебе не стыдно! – упрекала плакальщицу моя бабушка. Они дружили. Бабушка приехала в село, где жила Залина, когда собирала материал про традиции, которые давно должны были умереть, искорениться сами собой в советском селе и советском обществе, но никак не желали уходить в прошлое. Бабушка спрашивала, задавала вопросы, а Залина ответила просто:

– Зачем спрашиваешь, пойдем, я покажу, как работаю.

Бабушка тогда так и не написала задуманную статью-фельетон, обличавшую традицию плакальщиц в целом и конкретную Залину в частности. Она была восхищена работой плакальщицы и долго не могла прийти в себя от увиденного зрелища.

– Это же настоящий спектакль, правильно? – ахала бабушка. – Ты ведь актриса!

– Как ты хорошо сейчас сказала! – Залине понравился комплимент.

– Я сама чуть не расплакалась, – призналась бабушка. – Как ты выдерживаешь? Каждый раз?

– Конечно, каждый. Разве я зря беру деньги? – гордо ответила Залина, но ей снова были приятны бабушкины слова.

– Это работа, настоящая, тяжелая, – сказала бабушка, чем окончательно сразила Залину.

– Мария, я за тебя денег не возьму. Так плакать буду, как за вдохновение! – смеялась Залина. – Ты меня так понимаешь, сразу. Никто так не понимает. Твоя работа тоже странная. И на мою похожа.

– Почему? – заинтересовалась бабушка.

– Ты слова пишешь и плачешь в них. Боль свою и чужую изливаешь.