Сон - Александра Крючкова Страница 17

— Я больше не могу говорить. Я вам перезвоню.

Я помню: двери, мебель и паркет…

Как год назад, истошно воют ветры…

Я чувствую тебя за километры,

И странно, что тебя здесь больше нет, —

Сменилась вывеска. И телефон — иной…

Осталось имя — резкое, стальное…

Я думала — прошло… Но нет — больное

Ещё, увы, не выболено мной…

И кажется: вот-вот ты позвонишь,

И голос грубый скажет:

«Здравствуй, Саша…»

И завтра будет не чужим, а нашим,

Но оглушает, как и прежде, тишь…

Зачем тогда я чувствую, как встарь,

Тебя… И не пугают километры,

И то, что так истошно воют ветры

На чудом не погашенный фонарь…

* * *

В Париже я встречаюсь с министром культуры Франции, дарю ему свои книжки. Выступаем мы много, в том числе в Россотрудничестве. В один из дней на наш стенд заходит Виктор Ерофеев с ТВ. И сразу же спрашивает: «Здесь должна быть Алиса, где она?» Все расступаются. Я подхожу к нему, здороваемся.

— Мне много про вас восхищённо рассказывали. Подпишите мне свои книги.

У нас есть общие знакомые, помимо тех, кто ему про меня говорил. Я хорошо знала его личного переводчика на итальянский, Марко Динелли. Когда-то. В какой-то другой жизни.

ТВ снимает наш разговор и моё подписывание ему книжек.

— Встретимся в Милане, Алиса. Вы же едете в Милан?

По вечерам я блуждаю по Парижу в одиночестве. Город, где жила папина мама, моя «французская» бабушка. Я всё время пытаюсь проникнуть в Нотр Дам, но в это время он уже закрыт… Воланд сейчас снова в Москве… Говорят, там идёт снег… А когда я вернусь, он уже опять улетит.

В Москве — за полночь… Сладко-сладко спишь…

Моя душа — у Сены — стонет, стынет…

Когда ещё приснится мне Париж

Так явно и отчётливо, как ныне?

Уже закрыты двери в Нотр Дам…

Зачем я здесь?.. Но возвращаться ль снова

Туда, где пережиты сотни драм,

И каждое — давно избито! — слово?

Там шаг любой известен наперёд…

Всё повторится!!! Жалкая окружность —

Петлёй — всё туже! И всё дальше от…

Всё ближе — превращение в ненужность…

Ни здесь покоя нет душе, ни там

Ему не быть! Как, впрочем, и прощенью… —

Так символично заперт Нотр Дам,

И сон, что видишь ты, — к невозвращенью.

В Милане я знакомлюсь с Евгением Борисовичем Рейном. Протягивая ему свою книгу с наглым названием, где фигурируют имена Цветаевой, Ахматовой и моё через запятую, я ещё не знаю, кто он. И когда узнаю, мне становится стыдно. Его жена, Надежда, предъявляющая очень высокие требования к уровню стихосложения, пролистывает мою книжку и внезапно произносит: «Жень, а стихи-то ничего…» Потом мы будем иногда общаться. Надежда, зная о том, что мне сложно звонить людям, скажет: «А ты нам пиши, Алиса… Смс-ками…» Знала бы она, что и с смс-ками после знакомства с Воландом у меня напряжёнка…

По вечерам мы с Виктором Ерофеевым, который ведёт семинары по прозе, сидим в баре на вилле (практически во дворце) миллионера, который нас туда всех и пригласил, и обсуждаем современную литературу. Он спрашивает про мой роман, даже предлагает прислать почитать какую-нибудь главу на выбор. Я думаю: может, про Воланда? Но потом решаю, что для Воланда — слишком много чести…

Рейн ведёт у нас семинар по поэзии, по итогам которого объявит меня победителем, за что мне прилюдно пообещают бесплатно издать книгу «Мои любимые стихи», она выйдет осенью. Победа в Милане станет для меня бесценным подарком.

Но это случится завтра, а сегодня мы едем на весь день в Венецию вместе с Рейнами.

И первым делом экскурсовод предлагает нам посетить кладбище, где похоронен Иосиф Бродский, друг Рейна. Кладбище находится на небольшом островке не так далеко от Сан Марко.

Мы садимся на катер и плывём в левую сторону. Внезапно меня передергивает — я вспоминаю свой сон. Лодка от Сан Марко плывёт к противоположному острову, но я ведь знаю во сне, что дальше она поплывёт НАЛЕВО.

Будто кто-то решил показать мне то место, где меня похоронят. Или уже когда-то похоронили в прошлой жизни?

Мы приплываем на остров-кладбище. Тишина. Светит солнце. Весна. Прямо как в том сне… Я медленно иду вслед за группой, к могиле Бродского, пытаясь почувствовать «то место». Здесь три части — православная, католическая и протестантская. И много стен с ячейками для праха. И просто обычные памятники на земле. «И достаточно свободного места…» — почему-то проносится вдруг.

Мы возвращаемся на Сан Марко. Группа идёт с экскурсоводом — местной жительницей, я прошу их разрешить мне погулять здесь в одиночестве.

Ни облачка… Светит солнце… Весна…

Я брожу по узким улочкам, пересекая мостики, фотографирую голубя, одиноко прогуливающего по одному из них… Я знаю здесь каждый поворот, каждый мостик, я безумно люблю этот город…

Вечером мы встречаемся на причале у Сан Марко. Пока ещё не все собрались, я прошу пофотографировать меня на загадочном месте — у лодок с видом на противоположный остров.

«Ты права, мама… Сны обманчивы… Мой сон — всего лишь сон… Воланд не имеет к нему никакого отношения… Как, впрочем, и я…» — размышляя, отпускаю своё прошлое, одновременно разглядывая противоположный остров, на котором ни разу так и не побывала.

Жаль только — не подарила Воланду икону Святого Георгия Победоносца… Но зачем она ЕМУ?

Экскурсовод зовёт нас зонтиком — пора возвращаться.

Я подхожу к ней и, внезапно для себя самой, спрашиваю:

— А что это за остров, там? Как он называется?

Экскурсовод поворачивается сначала к острову, потом ко мне и произносит:

— Это остров Святого Георгия… Там находится Собор Святого Георгия… А почему вы спрашиваете?

* * *

Будешь здесь проездом — позвони…

На скамейке той у Патриарших

Обмани их, Воланд, обмани! —

Пусть считают без вести пропавшей…

И в раю теперь уже не ждут,

И земля пока не принимает…

Кто ещё посмеет дать приют

Девочке, что под луной летает?

Всё сгорело, но как едок дым —

Позабыть бы всех любимых лица!

Чёрной кошкой — вдаль по мостовым,

Прочь из трижды проклятой столицы!

Стоит ли напрасно горевать

И со дна вытаскивать на сушу? —

Я давно хочу тебе продать

Никому не нужную здесь душу…