Русская гейша. Тайны обучения - Ольга Лазорева Страница 17

– Уже довольно поздно, – сказал он, отпивая кофе и облизывая светлую пену, смешно прилипшую к его верхней губе.

Мне захотелось немедленно поцеловать его, но я сдержалась. В кафе, наряду с иностранцами, было полно японцев. А я уже успела вникнуть в их консервативные нравы. Я увидела, что Антон тоже смотрит на меня с явным желанием. Расплатившись, мы встали и вышли на оживленную, несмотря на поздний час, улицу. И пошли без всякой цели куда глаза глядят.

– А ты заметила, что сакура не только розовая, как обычно о ней пишут в стихах? – неожиданно спросил Антон.

– Но она еще и белая и даже темно-розовая с красноватым оттенком, – продолжила я и засмеялась. – Заметила, конечно. Но почему ты спросил об этом? Ведь сакура уже отцвела.

Он замолчал, потом обнял меня за плечи и прижал.

– Потому что ты похожа на цветок сакуры, – после долгого и глубокого поцелуя тихо сказал Антон.

Мы как раз уже ушли довольно далеко от оживленных улиц и оказались в тихом и спящем квартале. Я увидела очень густые кусты между двумя двухэтажными домами с темными окнами и, не задумываясь, потащила его туда. Он не сопротивлялся. Его дыхание было прерывистым и явно возбужденным. Забравшись в самую гущу, мы мгновенно и почти синхронно расстегнули ширинки. Антон развернул меня, я оперлась руками о колени и выгнула спину. И тут же почувствовала прикосновение его горячего «нефритового стебля». Последующее движение было настолько резким, что я чуть не упала. Качнувшись от неожиданности вперед, я оцарапала лоб о ветку куста. Но даже не заметила этого, получая чисто животное наслаждение. Мне было необыкновенно хорошо просто так отдаваться этому парню и ни о чем не задумываться. Секс помогал мне забыть эту постоянно возникающую из глубин сознания боль, от которой сразу начинала невыносимо ныть душа. Он стал для меня своего рода наркотиком, одурманивающим и помогающим не чувствовать незаживающую рану. Но когда Антон входил в меня вот так сзади, и я не видела его лица, то вдруг на миг казалось, что это Петр, что это его пальцы так крепко обхватывают мою талию, что его дыхание щекочет мне шею. Наркотик рождал галлюцинации, и я с трудом им сопротивлялась.

Потом мы осторожно выбрались из кустов. Но вокруг было тихо и пустынно. Жители давно спали, что было удивительно. Ведь не так уж и далеко по-прежнему кипела жизнь в квартале Гиндза.

Лист летит на лист,

Все осыпались, и дождь

Хлещет по дождю.

Кётай

Ну, вот и дожди! И это было действительно что-то нереальное. За окном сплошная стена воды, словно сверху кто-то опрокинул огромный бездонный ушат. Но из ушата вода выливается одномоментно, а здесь она лилась потоками беспрерывно и иногда целыми сутками. Воздух был сырым, и мне не хотелось никуда выходить. Но занятия с госпожой Цутидой были в полном разгаре. Я заказывала такси к гостинице. Служащий бежал со мной рядом, неся огромный зонт над моей головой. Он напоминал желтого узкоглазого гнома из японской сказки под огромным черным грибом и неизменно смешил меня.

Мы уже прошли основы чайной церемонии, икебаны, игры на сямисэне, танцев адзума, нивака и сибу. Также меня научили настоящему гриму гейш, а госпожа Цутида подарила специальные белила для лица. Когда мне впервые сделали макияж, я увидела в зеркале белоснежное утонченное личико с искусно выделенными черным и красным карандашами глазами и четко нарисованными красными губами. Мои волосы убрали в высокую прическу, наложив широкие пряди на специальные картонные валики.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«Перелистывая записи событий древности, можно проследить косвенное происхождение гейш от женщин, которые вели богемное существование в период Нара (710–794), перемещавшихся между прибрежными городами с целью даровать приятные часы провинциальным аристократам и путешествовавшим по государственным делам. Находясь далеко от столицы, в местах с весьма ограниченным комфортом, эти чиновники чувствовали себя одинокими и печальными, а потому находили большое утешение в этих женщинах, явно имевших небольшое знание поэзии, а также обученных пению и танцу…

Исходно и мужчины, и женщины, профессионально существовавшие на подобные доходы, назывались гейшами, мужчин определяли как отоко-гэйся, а женщин – как онна-гэйся. Понемногу приставка – онна отпала, и женщин стали называть просто гэйся; название же отоко-гэйся исчезло вовсе, и вместо него появилось слово хокан, «жиголо».

Гейша покрывает лицо белой пастой – в религиозном синтоистском обряде белый цвет означает чистоту. Гейша носит шиньон, который мастеру стоит долгих часов труда. Шиньон заставляет гейшу спать, опираясь шеей на деревянный валик. Для мужчин шея и верхняя часть спины, так же как и запястья, – предмет вожделения. Кимоно позволяет видеть лишь верхнюю часть спины гейши, но под ним она совершенно нага. Гейша ходит мелкими шажками, скользя по полу в деревянных гэта. Миниатюрная, изящная и грациозная, гейша символизирует чувственность. Ее обнаженное тело под кимоно (гейши не носят трусиков), умело удерживаемое несколькими поясами, – словно бутон, ждущий своего ценителя. Высокая прическа, белое лицо, искусно нарисованные красной помадой губы, глаза, подведенные в направлении висков черным и красным цветом, – все в гейше напоминает куклу, призвание которой – быть женщиной, маску, за которой близкая, но недостижимая тайна пола».

Я попробовала ходить на гэта, специальной обуви, под подошву которой были прикреплены две деревянные дощечки, но это было не очень-то удобно.

«Мне это и необязательно», – решила я и убрала гэта подальше.

Но потом пожалела об этом, потому что госпожа Цутида решила, что мне пора появиться в обществе ее клиентов.

– Это, конечно, не настоящий о-хиромэ, – сказала она мне, – но все же воспринимай это как экзамен.

В день моего «о-хиромэ», или дебюта, дождь на какое-то время прекратился, и я сочла это хорошим предзнаменованием. Я думала, что мы поедем в чайный домик госпожи Цутиды, но мы отправились в незнакомый мне район со множеством небоскребов. Когда мы выбрались из машины, я с удивлением заметила, что сзади следовала еще одна. Из нее вышли две гейши при полном макияже и в кимоно. Они улыбнулись мне, поклонились и что-то сказали по-японски.

– Это Юрико и Айямэ, – сказала госпожа Цутида. – Они у меня на службе. И сегодня мы встречаемся с нашими постоянными клиентами. Это очень благожелательные господа, так что не волнуйся.

Я ничего не ответила. И никакого волнения, по правде говоря, не чувствовала. Ведь это была просто игра для меня.

Мы зашли в современное здание, на вид пятизвездочный отель, и поднялись в лифте на двадцатый этаж. Гейши с любопытством смотрели на меня и периодически мило улыбались.

– Do you speak English? – спросила я, улыбаясь им в ответ.

– Yes I do, – радостно ответили они одновременно и поклонились.

Когда мы вошли в помещение, я все-таки слегка напряглась. Но госпожа Цутида провела нас по коридору в небольшую комнату вполне европейского вида. Одну стену занимал огромный шкаф-купе с зеркальными дверцами. Шофер принес две большие сумки и аккуратно поставил их на пол. Гейши быстро раскрыли одну и начали доставать наряды, что-то щебеча на японском. Я стояла как вкопанная и не знала, что мне делать. Тут вернулась госпожа Цутида в сопровождении какого-то сухонького японца. И он начал укладывать мои волосы в высокую прическу. Потом мне наложили грим. Юрико, более высокая и стройная, чем Айямэ, помогла мне надеть наряд. Это было прелестное серебристое кимоно с какими-то иероглифами и рисованными лодочками.