Венский бал - Йозеф Хазлингер Страница 17

Я спросил, не кричал ли Джоу, когда его били.

– Джоу никогда не кричал. И уж тем более в тот раз, чтобы не доставлять им удовольствия.

Я встал рядом на колени. «Что случилось?» – спрашиваю. Он говорит: «Все о'кей». Потом встает, из носа кровь хлещет, смотрю: идет, пошатываясь, к лестнице. Но очень скоро он вернулся с железным прутом в руке. Я был уверен, что он их прикончит. «Бегите отсюда, – кричу, – что есть духу, и чтоб больше вас здесь не видели!»

Бригадир закурил еще одну сигарету и достал пицц ил холодильника.

Джоу – потрясный парень, – сказал он. – Младше нас тех, но умен, как змий. И знает, чего хочет.

– Его уволили? – спросил я.

– Когда решили взять двух новых, Джоу пошел к начальству фирмы и заявил: «Я требую, чтобы взяли двух своих, коренной национальности!» Его выставили за дверь. На следующий день в бригаде появились два нелегала. Они жили в черных контейнерах. Джоу сказал, чтобы они убирались, что он не потерпит их присутствия. Но они остались. И однажды вечером он пришел с друзьями и подпалил обе будки. Его уволили. Твоему предшественнику тоже досталось жару. Он попросился на другую стройплощадку. Боялся, что Джоу вернется отомстить за расчет. Тут, конечно, поувольняли и всех нелегалов: босс испугался расследования. Четыре дня здесь аукались только те, у кого была прописка, – всего несколько человек. А потом – новый наплыв чужеземцев.

– А теперь-то они прописаны?

Бригадир только посмеялся и протянул мне бутылку с пивом:

– На-ка, глотни, придурок. У шефа есть свой человек в инспекции по трудоустройству, уж он-то догадается позвонить до того, как контроль нагрянет. Поэтому тебе и надо сидеть у телефона. Усек? Чтобы вся сволочь успела смыться.

Бригадир и крановщик корешились. Вместе ходили обедать или наведывались ко мне в контейнер, чтобы перекусить тем, что принесли с собой. Бригадир выпивал не меньше двух бутылок пива. Крановщик с вечно взъерошенными сальными волосами выглядел так, будто гудел всю ночь напролет, и пил только минералку.

– Только не на работе, – говорил он. – Меня из-за этого дела чуть не выперли.

Постепенно я сошелся и с ним. Он был довольно широкотазым, с отвислым животом, хотя на самом деле вовсе не толстым. Тем не менее Бригадир звал его Пузырем. Из разговоров я понял, что выходные он обычно проводил вместе с Бригадиром где-то за городом. То, что они связаны каким-то делом, которое не стоит предавать огласке, мне стало ясно в тот день, когда Бригадир вскинул руку с бутылкой и возгласил: «Хайль Гитлер». А крановщик в ответ произнес то же самое с таким видом, будто для них это дело привычное. Но чем чаще повторялось «Хайль Гитлер», тем меньше значения я этому придавал. К тому же они тогда никак не комментировали свое заздравное приветствие.

Первые месяцы моей службы были довольно однообразной бодягой. Я навязывал людям квартиры, чертил планы, регулярно наведывался в кафе «Райнер», смотрел телевизор и забавлялся компьютером. В нем имелся огромный жесткий диск, занятый большей частью играми, в том числе «Полетным тренажером», – а это лучшее, что было тогда в продаже. Основная часть игр перешла ко мне от моего предшественника. Мало-помалу я пополнял ее новыми копиями. Совершая свои виртуальные полеты, я слышал шум стройки. Солидное гудение грузовиков, когда они пятились, чтобы вывалить содержимое бетономешалок, писк гидравлики, стук молотков по стальной арматуре, по скобам и дереву опалубки, визг дисковой пилы, завывания «болгарки», словесная перестрелка строителей и яростное рявканье Бригадира. Однажды я слышал, как он орал в приступе настоящего бешенства: «Скоро я пристрелю тебя, пес облезлый! Пристрелю! Как кабысдоха! Щелк-щелк – и точка!»

Я пустил свой самолет в штопор и выскочил из будки. Бригадир держал в руках ножницы для резки металла, он стоял в позе автоматчика. У старого боснийца, которого беспрекословно слушались земляки, отвисла челюсть. Несколько человек встали у него за спиной. Тут он обрел дар речи и сказал:

– Ты хочешь войны, капо. Будет тебе война.

– Да, я хочу войны! – крикнул Бригадир и бросил ножницы под ноги боснийцу. Уходя, он обернулся и пригрозил: – Если еще раз обкорнаешь пруток короче, чем надо, будешь снова руками вертеть мешалку.

Старик босниец скинул с головы каску. Бригадир вместе со мной проследовал в контейнер. Достал из холодильника бутылку пива.

– Грязный сброд, – сказал Бригадир. – Жду не дождусь, когда мы их снова прогоним за Караванкен.

Он с такой силой вдарил ногой по стене, что закачались подвешенные на крючке лампы аварийного освещения. Я еще никогда не видел его в таком состоянии. Он присел и вылил пиво себе в глотку. Поставив на стол пустую бутылку, снова разразился бранью и наконец сказал:

– Джоу был прав. Их надо выкуривать до тех пор, пока снова не возьмут наших.

В этот момент подъехала машина с бетоном, и ему пришлось выйти из будки. Вернувшись, он положил руку мне на плечо:

– Ты нормальный парень. На выходные поезжай с нами за город.

Дядя Бригадира владел запущенной усадьбой близ Раппоттенштайна. Она состояла из четырехугольного здания с дырявой кровлей и поляны вокруг. Землю, принадлежавшую раньше хозяевам имения, раскупили окрестные крестьяне. Дядя Бригадира, работавший мастером на венских муниципальных предприятиях, не находил применения этой недвижимости. Он хотел было обустроить свое загородное жилье, но у него не хватило денег на санацию большого дома. Все, что здесь хоть как-то годилось для обихода, было выдрано из списанных трамваев. Кухонная полка смонтирована из поручней. Половники и пестик для пюре висели на скобе, за которую некогда держались пассажиры. Маленькая спальня смотрела во двор окном старого венского трамвая. Чтобы открыть окно, надо было потянуть за ветхий кожаный ремень. Тогда оно опускалось в недра деревянной обшивки, а ремень можно было фиксировать в нескольких позициях при помощи железного штырька.

Крановщик, которого я вскоре тоже стал называть Пузырем, и Бригадир заехали за мной на машине. Через два часа мы остановились перед широкими воротами усадьбы. Собственно говоря, сюда только на машине и можно было добраться. Если ехать почтовым автобусом, на дорогу ушло бы часа четыре, а потом пришлось бы пару километров топать пешком. Меня познакомили с двумя парнями, которых еще по дороге отрекомендовали как Сачка и Профессора. Они вышли нам навстречу с пивными бутылками в руках и начали тыкать в грудь кулаками Бригадира и крановщика. Из бутылок полетели брызги. Сачок и Профессор сказали, что рады со мной познакомиться и много обо мне слышали. Кто-то из них сунул мне в руку бутылку. «До дна», – сказал один, а другой пояснил: «Наш традиционный глоток в знак приветствия». Пришлось последовать примеру Бригадира и крановщика, хотя они-то давно наловчились осушать бутылку одним махом. Перед второй бутылкой я спасовал. Сачок и Профессор отнеслись к этому снисходительно. Поскольку оба были безработными, они часто оставались в усадьбе на всю неделю. И тут вели себя как настоящие хозяева, которые знают, где что лежит. Первый, в прошлом – квалифицированный печатник, был уволен, несмотря на почти десятилетний стаж работы. Своей фамилии – Зак – он и был обязан прозвищем Сачок. Он чинил в доме все, что требовало ремонта, делал покупки и добывал дрова для печи в подвале, который служил тиром. На нем всегда был черный картуз. Про его лысину я в первые дни даже не догадывался. Второй, Профессор, бросил учебу в среднем техническом училище и какое-то время работал в компьютерной фирме. После того как фирма обанкротилась, он уже не смог найти работу. А потом даже искать перестал и целыми днями занимался обустройством своего хайтек-салона.