Любовные секреты Дон Жуана - Тим Лотт Страница 17

Странными были тогда эти отношения: «мальчик – девочка». Как будто ты сидишь с кем-то в комнате, болтаешь, стараясь делать вид, что ничего необычного не происходит, а на самом деле помимо вас в комнате присутствует нечто невидимое глазом, но громадное, вселяющее страх и трепет: вы слышите его дыхание, отслеживаете передвижения, постоянно чувствуете его присутствие. И эта призрачная, магическая сила – секс.

Нелегко вспомнить, как именно я влюбился в первый раз. События реальной жизни переплелись с впечатлениями извне, вскормленными питательной средой несчастной первой любви: фантазиями, фильмами, телепередачами. Со временем все труднее различить грань между собственно мною и миром внушенной электронной и прочей культуры. И вот уже моя память, как и я сам и мои воспоминания, утратила чистоту.

Если пытаться вычленить самое непосредственное и неподдельное впечатление, то я бы сказал: это было просто. Локаторы, которые вы тщательно настраиваете в среднем возрасте, пытаясь выявить зоны потенциальной опасности, пока еще девственны и бездейственны. Любовь кажется чем-то идеальным, без изнанки и прикрепленного сбоку ценника.

Любовь женщины представлялась мне обеспеченным правом, безусловно гарантированным удовольствием. Женщины при этом вызывали у меня страх, правда, по иной, чем сейчас, причине. Тогда это был страх перед магической силой, перед их чужеродностью, их способностью разбудить во мне самое ненавистное чувство – смущение.

Но одновременно я верил в такое мироустройство, при котором каждая девушка находит себе парня, считал, что это требование общественных традиций и что однажды меня тоже найдут. Молодые люди влюбляются друг в друга, это происходит, рано или поздно. Не то, что сейчас, тридцать лет спустя, когда тебя изгрызли боль и неудачи, когда ты покрылся морщинами и безмерно устал, когда трудно даже вообразить, что кто-то тебя полюбит.

Тогда все было просто: следовало подождать, и за тебя все сделает магическое заклинание всемогущего чародея. Ты будешь любим. Мужчины же и вовсе полагали, что они не просто будут любимы, а позволят себя любить. Женщины пытались завязать с нами отношения. Мужчины добивались секса, стремясь при этом сохранить свободу. Такой обмен всегда требовал некоей жертвы от мужчины: постоянные отношения с женщиной ослабляли мужественность, равно как для женщины постоянные отношения с мужчиной усиливали женственность. Думаю, это пережиток прошлого, который сейчас почти исчез, хоть и не совсем. Было бы неплохо, если бы он исчез вовсе, потому что любое проявление неравенства в отношениях неизбежно приводит к дисфункции.

Но тогда, в середине 70-х, я – несмотря на свою девственность и застенчивость – был дерзким и уверенным в себе. Рано или поздно я полюблю. Рано или поздно мне будут поклоняться, меня, в мгновение ока, выдернут из рядов дебилов и причислят к сонму богов.

В колледже, где я тогда учился, у нас было два модных курса: социология и социальная психология. Хелен Палмер и я посещали курс социальной психологии.

Этот политехнический колледж на юге Англии ни в коей мере не относился к учебным заведениям вашей мечты. Студенты были довольно типичные для такого заведения, в основном обыватели, сильно политизированные, озабоченные главным образом хорошими отметками, позволявшими получить достойную работу, и выпивкой. Я никогда не любил студентов, даже когда сам учился, но были вещи, которые компенсировали пребывание в колледже, и прежде всего – Хелен Палмер.

Я не спал с кем попало, да и желающих особо не было. Уже в восемнадцать лет я осознал, что постоянная смена партнеров – неосуществимая мечта, а хороший секс – не настольный теннис, его нельзя низводить до воскресных приключений. Я знал: это нечто, от чего захватывает дух. В те годы книги, журналы, кино (невинные и смешные телесериалы) твердили, что секс – не более чем развлечение, забава. Это не звучало правдоподобно ни тогда, ни сейчас. По сути своей секс – невероятно серьезное предприятие. Нельзя недооценивать то, результаты чего могут прокладывать себе путь сквозь время и отражаться на еще не воспроизведенном потомстве.

Я набрался храбрости и решился заговорить с Хелен после семинара об экспериментах Мильграма по конформизму. Исподволь наблюдая, как она, склонив голову, записывает, я угадывал ее черты за завесой светлых волос. Она не часто высказывалась, но, если говорила что-то, это было по существу и заслуживало внимания. Мне нравился ее голос, более грубый, чем можно было предположить при взгляде на бледное тонкое лицо. В нем были пресыщенность столичной жительницы, спокойная уверенность, столь привлекательная для меня, выросшего в пригороде. Он как будто предлагал двигаться не вверх по социальной лестнице, а в противоположном направлении (в то время считалось, что чем ближе ты к пролетариату, тем круче). Она носила джинсы «Вранглер» и кофточки из марлевки, косметикой не пользовалась. Обычно лицо ее выражало смущение. Мне это импонировало: все остальные пытались изображать уверенность.

Стэнли Мильграм был психологом, который изобрел гениальный тест для измерения уровня подверженности человека влиянию властей. Он приглашал испытуемых в лабораторию и сажал напротив стеклянного экрана. Оттуда они должны были наблюдать за еще одним «испытуемым» (на самом деле это был актер), находившимся по другую сторону стеклянного экрана. Статиста привязывали к стулу, очевидно, чтобы не сбежал, – все испытуемые нервничали.

Человек в белом халате сообщал настоящим испытуемым (тем, что сидели с этой стороны экрана), что они принимают участие в эксперименте, определяющем не степень подчинения властям, а способность действовать в стрессовой ситуации. Потом им показывали внушительное устройство и объясняли, как с ним обращаться. Устройство якобы могло передавать сильные электрические разряды человеку за стеклом в случае, если тот откажется отвечать на вопросы. Все это, конечно, было понарошку, в том числе и вопли актера, изображавшего ужас и боль. Интересно, что в подавляющем большинстве случаев испытуемые были готовы использовать устройство до тех пор, пока жертва не теряла сознание, просто потому, что так сказал человек в белом халате.

Я хотел заговорить с Хелен еще в самом начале семинара, но не набрался храбрости и не нашел подходящего повода. Мужчина должен обладать недюжинной смелостью, чтобы пригласить женщину на свидание, а инициатива традиционно должна исходить от Него, Она имеет право согласиться или отказать.

Традиционные описания этой процедуры сходны с картинами смерти в старых вестернах: мучительная и тяжелая, смерть предстает в них как безболезненная и даже приносящая успокоение. Как бы то ни было, таковы правила, и не мне их нарушать.

Я сделал глубокий вдох и постепенно материализовался. (Неуверен, что правильно употребляю слово материализоваться, но в тот момент у меня было ощущение, что делал я именно это. Я неслышно струился, преграждая ей путь к двери, чтобы она была вынуждена остановиться, прежде чем сможет меня обойти.) Я улыбнулся ей. Она слегка кивнула. Это могло означать что угодно, включая: «Отвали». И вот здесь мне понадобилось мужество: тормозить нельзя, даже если шанс попасть в дурацкое положение достаточно велик.