Продолжение следует - Наталья Арбузова Страница 16

Отсидели и в кафе – тут Аленкин кавалер оказался на высоте: танцевал только с ней, и вообще. Спасибо ему. Теперь можно уезжать на все четыре стороны. Кто в свадебное путешествие, Аленка – куда глаза глядят. Глаза глядели на Испанию. Только в одиночку ехать нельзя. И вот уж идут под нещадным испанским солнцем – Аленка, еще две девчонки. Все с рюкзачками, и ни одна испано-сюиза их не подбирает. Если не искать приключений на свою голову, то их и не будет. А в сентябре Аленка смотрела по всему расписанью – фамилию Зырянов будто черт хвостом смел. Уехал в Америку лекции читать?

7

Как же. Держи карман шире. К крупным неурядицам Зырянова добавились многочисленные мелкие. В один прекрасный день он не закрыл как следует обе клетки, поставленные друг от друга по возможности дальше – насколько позволял метраж. Строго говоря, имелась и другая маленькая изолированная комнатка, но там жили книги – никаких попугаев. Так вот: воспользовавшись хозяйской оплошностью, кошка совершила дерзкий побег – и попугая с собой прихватила. Перья же – практически все – оставила за ненадобностью, выложив по полу красивым веером. Домитинговался, попка-дурак? свободу кошке, свободу кошке… Зырянов остался один с Линдою, что, может, было и к лучшему. Легко получив документ на право провоза ее в поезде дальнего следованья, Зырянов тоже стал собираться куда глаза глядят.

Глаза глядели всё хуже. Предательски сливались ступеньки – нога натыкалась на ровный пол там, где его вроде еще и быть не должно. Растрепавшись, тыкалась нитка рядом с игольным ушком. И неясно было, развернуто это ушко к тебе или стоит боком. Ступни ног уходили вдаль, точно у Алисы, откусившей краешек гриба. Ногти там, на периферии, росли загадочно и бесконтрольно, пока не начинали цеплять друг друга. Когда Зырянов наклонялся к витрине с продуктами, за двойным стеклом витрины-очков всё смещалось и, смешавшись, терялось. Нетерпеливые продавцы сердились: долго выбираете. Еще на него припала куриная слепота: в сумерках не видел ну просто ни фига. Многократно усиливались в восприятии городской смог и серая загородная гарь. Сидя за ноутбуком, должен был занавешивать все окна – от солнца изображенье уходило вглубь экрана и там тонуло, а раньше всех стрелка мышки. И всё же страшно было трогать лаза – что лазером, что скальпелем. Мир пока был так прекрасен – а ну как исчезнет? Или станешь видеть всё иначе злым подрезанным глазом. Вспомните Пера Гюнта. Он вырвался, не пошел на такое дело.

Однако ж пришлось. Врач сказала, что у него случай нехороший. Давно следовало наблюдаться. Не то удивительно, что он слепнет сейчас, а то, что до сих пор не слеп. Ну, взрыв произошел сорок лет тому назад, тогда всё это было неоперабельно. Но и компьютеров не было. Компьютер – основной враг. (Нет, нет! я его люблю!) И ничего врач не предложила. А когда Зырянов к ней прицепился как репей, сказала: операцией в данном случае много не отыграешь. И не всякий за нее возьмется. Тут полно осложняющих обстоятельств. Травмированы глаза в равной степени, и оба под ударом, если операция пойдет не так, как хотелось бы. Вопрос завис.

8

А загранпаспорт Зырянов стал оформлять само собой. Уже давно собирался, но по старой советской привычке ожидал всевозможных издевательств. Пошлют по всем учрежденьям, где он прежде работал – он их сменил немало – ставить печати в первом отделе. Но этого не случилось. Заполнил от руки выцветший бланк, который ему достали по доброте душевной из допотопного шкафа с самого дна. И через месяц получил паспорт. Зачем, спрашивается? ну куда поедешь с собакой? в Эстонию? и то не наверняка. Во всяком случае, канитель будет изрядная. Как он соскучился по светлой Балтике. По дюнам, валунам, по стелющимся кустам шиповника.

В темный ноябрьский день производил инвентаризацию прежде ездивших с ним вещичек, очень загодя и без конкретного прицела. Готовь летом сани, а зимой телегу. Так ему было веселей. Прикидывал, сколько денег заработает к лету уроками английского. Когда-то окончил курсы. При нужде у него худо-бедно появлялись и уроки, и деньги. А слабенькая мысль о неудобствах путешествия с собакой в это время где-то там уже сработала. Господи, Линда, что с тобой? Псина лежала на полу и задыхалась. Ветеринар опоздал – издохла за полчаса до его прихода. Сказал: у животных чувствительность к некоторым вещам выше нашей. Доза никотина от одной сигареты для лошади смертельна. Неизвестно, какой там газ распыляли в электричке, но у собаки повреждены легкие. Они скоротечно разрушались, как если бы были отморожены при пятидесяти градусах ниже нуля. Холодные осенние дожди – процесс обострился. Вот так.

9

И в землю закопал, и надпись написал, что: у него была собака, он ее любил. Теперь можно ехать куда угодно. Хоть к черту на рога. Хоть на Сейшелы – почти экватор. Сидит, листает малый географический атлас. Телефон звонит – по ком? Сейчас возьмет трубку и положит. Какой-нибудь социологический опрос. Александр Иваныч, вы не в Америке? – Что я там забыл? – Я ваш телефон на кафедре взяла. Нам раздали темы дипломных работ, у меня практически та же, что была в том году как курсовая. Не пойму, нарочно или нечаянно. Руководитель Солодов, был и остается. Ребята говорят – это всё вы писали, вас надо спрашивать. Вы меня не помните? тогда, в электричке. – Я на кафедре больше не работаю. Обращайтесь к Солодову. - Вы ведь всем помогали, даже не по своим предметам. Из вашей аудитории по мобильному подсказывали в соседнюю, где шел экзамен, а вы диктовали. Что вы молчите, будто у вас любимая собака сдохла. - Сдохла. – Ой. И отключилась. Опять ни имени, ни фамилии.

10

Книги тридцать лет назад были единственным утешеньем. Теперь появилась реальная жизнь с ее приключеньями и соблазнами. Сдать к чертям собачьим комнату и летать, летать. Ставить всё новые штампы в загранпаспорте. Только какую сдать? Большую, звериную – там он и сам спал – или маленькую, библиотечную? А может, на библиотечную навесить замок? перенести на тамошний диван свою постель? Книги, при его-то хорошей памяти, давно переписались в мозг. Прощай, затворническая жизнь, запыленные стеллажи. Сдал маленькую комнату сорокапятилетнему мужику из Самары, специалисту по строительству мостов. Тот сказал, ему узенького диванчика за глаза хватит. А уж какую куму навестить - сообразит. Так он собой распорядился. Его вольная воля. И зыряновская,тоже.

11

В западном фольклоре тоже всегда старшая сестра оставлена ради меньшой.

Колечко старшей подарил,

Биннори, о Биннори,

Но больше младшую любил

У славных мельниц Биннори.

А старшая злодействует:

Недолго младшая плыла,

Биннори, о Биннори,

Недолго старшую звала

У славных мельниц Биннори.

Не то в России. У нас в сходной ситуации из старших сестер получаются актрисы Комиссаржевские. В западной поэзии всегда белокурая дочь – перл.

Коль черный локон под фатой,

Домой скорей лети,