Армен - Севак Арамазд Страница 16

Армен беспокойно заворочался. Вода неодолимо притягивала к себе. Когда-то в детстве, в родном селе, он чудом не утонул в разлившейся горной реке. И спасся только потому, что вода мчалась в одном определенном направлении — сверху вниз, и это уже само по себе подсказывало выход. А здесь вода застыла на месте и словно поджидала жертву, чтобы обманом завлечь ее и поглотить в своих глубинах. Армен невольно поискал взглядом противоположный берег, который прятался за непроницаемой стеной тростника. Нет, как бы то ни было, это река, у нее есть русло, которое кое-где расширяется, а кое-где сужается. И пусть незаметно, пусть скрытно, но она все-таки течет. Значит, непременно была какая-то точка, с которой она — хотя бы на капельку — скатывалась вниз. Может быть, эта ничтожная разница и есть рубеж между жизнью и смертью…

Торчавшие из обвалившейся почвы ворсистые корни какого-то растения предательски щекотали Армену затылок, и несколько комков земли, оторвавшись от них, упали ему за ворот. Он попробовал вытащить их рукой, но комочки рассыпались и скользнули вниз по спине. Не вставая с места, он встряхнулся, отчего земляная крошка спустилась еще ниже — до пояса. В ту же минуту правое бедро пронзила острая боль; он шлепнул ладонью по этому месту — какое-то большое насекомое, размозженное ударом, упало в траву. Раздосадованный, он хотел встать, когда огромный комар с противным зудением сел ему на лоб. Армен хотел прихлопнуть и комара, но промахнулся, тот взлетел и растворился в темноте.

Неожиданно воцарилась тишина. Армен прислушался к себе и содрогнулся: нутро его словно покрылось открытыми, кровоточащими ранами. Все боли и муки, обиды и унижения, горести и разочарования стали жгучей желчью и окатили его изнутри и снаружи. Показалось: он тонет в бесконечной глубине мутной илистой воды. В груди зрело горячее, смутное, искусительное желание, и в следующий миг в голову осторожно, крадучись вползла мысль о самоубийстве. Он задрожал. Сердце встрепенулось от странной радости: смерть близка, очень близка. «Надо кончать со всем этим», — шепотом проворчал он. И тут же почувствовал, что кому-то изменяет, нарушает какое-то неведомое условие. Кто-то беззвучно смеялся рядом, неощутимо дышал ему в лицо. Словно во сне, он встал и вплотную подошел к воде. Река даже глазом не моргнула. И внезапно в нем вспыхнула забытая картина детства: он вспомнил, как, сидя на берегу звонкой речки, сжимал в ладошке песок и опускал его в воду, вода омывала руку, но песок оставался сухим, невредимым, а стоило ему ослабить хватку, как он просачивался сквозь пальцы и, смешиваясь с водой, исчезал… Армен долго-долго не мигая смотрел на воду и поражался, чувствуя, что и вода тоже словно испаряется в его взгляде, испаряется и пропадает. И остается только взгляд. Его взгляд…

Армен резко поднялся, отряхнул одежду, взял рюкзак и пошел прочь от реки. Достигнув вершины косогора и войдя в кустарник, услышал какие-то голоса, доносившиеся из глубины леса. Слева от себя на небольшой поляне, у толстого ствола поваленного дерева, в лунном свете он различил человеческие фигуры. Прислонившись спиной к стволу, длинноволосая, пышнотелая женщина с непомерно большой грудью нервно поправляла платье. Перед нею стоял среднего роста блюститель порядка, а на другом конце поляны маячили еще два его товарища, один из которых крепко держал за руку щуплого паренька. Тот низко опустил голову, плечи его заметно вздрагивали.

— Ну, что скажешь? — небрежно спросил тот, что стоял перед женщиной, и в голосе его звучало нескрываемое презрение. — Отвести тебя в отделение или?..

Женщина переступила с ноги на ногу и ничего не ответила.

— Ты ведь понимаешь, что тебя ожидает, а? — продолжал блюститель. — Налицо грубое нарушение порядка по линии нравственного воспитания несовершеннолетних. Это — официально, а так… ты и сама хорошо знаешь, что там, в отделении, есть целая армия голодных людей, которые ждут не дождутся… — блюститель умолк, потом медленно коснулся тела женщины рукой. — Нет, ты не думай, что я тебя принуждаю, просто жаль тебя, хочется помочь… — он не закончил фразы, потому что случилось непредвиденное: юноша рывком высвободил руку и пулей кинулся к кустам, успев по пути изо всех сил толкнуть — почти ударить — блюстителя обеими руками. Тот повалился на женщину, потом стал клониться набок, однако сумел ухватиться за дерево и не упасть. Коротко вскрикнув, женщина откинулась спиной на ствол, но тут же выпрямилась.

— Держите негодяя! — заорал блюститель.

В ответ раздался дружный хохот его товарищей.

— Ну, Гамр, ты свое удовольствие уже получил, — сказал тот, что держал юношу. — Теперь наша очередь…

Он подошел и, подняв с земли фуражку Гамра, отряхнул ее и подал хозяину.

— А всё твои глаза завидущие, — растерянно рассмеялся Гамр, затем, посерьезнев, снова повернулся к женщине. — Надеюсь, ты понимаешь, какую ужасную ошибку совершил этот твой желторотый любовник? — сказал он тихим, угрожающим голосом. — Как минимум пять лет тюремного заключения за удар стража закона во время исполнения им своих служебных обязанностей…

Женщина снова ничего не ответила. Она лишь без конца судорожно поправляла волосы и, часто дыша, тревожно оглядывалась по сторонам.

— Хорошо, — наконец тихим голосом произнесла женщина. — Только с одним условием. Дайте слово, что этого мальчика вы не тронете. Мне его жалко, он без матери вырос…

— Не тронем, не тронем, — сразу воодушевился Гамр, многозначительно посмеиваясь. — Мы тоже люди, тоже когда-то желторотиками были, так что все понимаем.

Повернувшись к товарищам, он дал им понять, чтобы они дожидались своей очереди, затем обнял женщину за плечи, и они отправились в сторону зарослей…

Армен незаметно прошел по краю поляны и, ступив на тропинку, ведущую к автовокзалу, вспомнил вдруг, что этот Гамр — не кто иной, как муж Сариной сестры, певицы, и живут они через шесть улиц после ее дома.