Три краски - Олег Рой Страница 16

Мне важно мыслить, держать свой мозг в напряжении! К тому же я привык вести дневник, и мне хочется выговориться! Я не могу никому рассказать о том, что произошло со мной в последние несколько дней – как круто повернулась моя жизнь в тот самый момент, когда я удалил из компьютера все свои исследования, усыпил мышей и бежал, захватив три вакцины.

Я думал, мне удастся исчезнуть. Черный ход, к которому я устремился, выходил в цех по производству красок для волос. Как раз тот самый цех, в котором частенько ошивался этот очкастый предатель, Меркенсон.

Я бежал по мостику над лентами, на которых длинной чередой тянулись открытые тюбики с краской. До двери, выходящей из цеха, оставалось совсем чуть-чуть. И тут я услышал, как меня окликнули. Обернувшись, я увидел Меркенсона – он тоже бежал по мостику, вслед за мной. Черт! Я понял, что, даже если удастся выбраться из цеха, меня все равно схватят – по всей видимости, холдинг оцеплен! Это Кристин, это все она – гадкая, лживая натура! Женщинам нельзя доверять! Теперь это научно доказано, ведь оба моих эксперимента по построению отношений с ними позорно провалились! На этот раз положение мое оказалось даже хуже, чем раньше. Я посмотрел на Меркенсона. О, как я его ненавидел в тот момент! Я даже на секунду пожалел, что не могу ему врезать: во-первых, не позволяет воспитание, а во-вторых, сейчас не тот момент, когда стоит тратить драгоценное время на драку.

– Стой, Джон! Тебе некуда бежать! Тебя все равно поймают! Лучше расскажи все! Ты обогатишься, поверь мне! – орал этот тип, и я почувствовал отчаянье: неужели ловушка захлопнулась?..

Теперь мне остается только выпить эликсиры и умереть, потому что они предназначены лишь для наружного применения. Это будет смерть во имя науки. Героическая смерть, но, о Эйнштейн, ведь я еще так молод и так талантлив!.. Я мог бы сделать для человечества еще так много!..

И вдруг Меркенсон споткнулся – и это вполне объяснимо: мостик состоял из мелких прутьев, таких частых, что провалиться сквозь них было невозможно, но вот зацепиться ботинком легко, а Томас был обут в эдакие стильные бутсы с узкими носами. В общем, он упал, и это дало мне несколько драгоценных секунд. Я уже хотел привести в исполнение свой героический план, но вдруг взгляд остановился на проезжающих мимо по ленте тюбиках. В том месте, где стоял я, они проезжали еще без колпачков, зато почти сразу за мной на конвейере имелась специальная насадка, их закупоривающая.

Обернувшись на Меркенсона и убедившись, что он, пытаясь подняться, совсем не смотрит на меня, я вскрыл пробирки и вылил содержимое в краски – в первые три проезжающие мимо тюбика. Не думайте, будто я сделал это из страха за свою собственную жизнь, я поступил так ради всего человечества, ведь моя жизнь, мой гениальный мозг принадлежат не мне, а ему! Я не могу лишать людей новых суперважных открытий!

Итак, я влил содержимое пробирок в краску и сделал это как раз вовремя, потому что, стоило тюбикам отъехать на метр, Меркенсон снова оказался на ногах и помчался за мной. Я тоже пустился бежать – нужно было как можно дальше увести преследователя от драгоценных флаконов. Я быстро преодолел расстояние до двери, отворил ее и… увидел на пороге Кристин.

– Прости меня, Джо! И помни, я люблю тебя! – фальшиво воскликнула она.

И в этот миг я почувствовал дикую боль в затылке и упал.

Очнулся я здесь – в сырой камере с заколоченными окнами, маленькой душевой и узкой кроватью. Я пытался кричать, требовал адвоката, даже грозил, но тюремщики объяснили мне, что чем смиреннее я буду, тем больше шансов у меня выбраться. «Вы сейчас вне власти закона и в наших руках, мистер Хемистри! То, что вы здесь, не знает никто, и ваша судьба зависит только от вашего поведения! Мы не требуем много – просто напишите о своих опытах! Дайте нам формулы вакцин! Не отпирайтесь, уверяя, будто впервые слышите о таких экспериментах, – мы ведь уже в курсе всех ваших дел».

Я молчал, а они злились. Несколько раз мне делали какие-то уколы, от которых помутнело в голове. Я сопротивлялся и уверен, что даже в бреду не выдал им тайну, помещенную в самую потаенную часть сознания. «На трубе было десять мышей. Одна убежала – осталось девять. На трубе было девять мышей. Одну съела кошка – осталось восемь…» – отсчитывал я во время пыток. И сознание восторжествовало над бренным телом!

Один раз я увидел ее, Кристин. Она пыталась мне что-то сказать.

– Я люблю тебя, Джо! Я хочу тебе только счастья, только добра! Скажи им! – шептала она.

Я открыл глаза и уставился на ее сосредоточенное лицо.

– Не говори ничего! Будь стоек! – добавила Кристин и улыбнулась.

Я с недоумением взглянул на нее.

– Скажи или не говори? – уточнил я, сам не знаю почему. Ведь я больше не доверял этой лживой девице и совершенно не намеревался повиноваться ее воле.

– Скажи и не говори! – повторила она и приложила палец к губам, словно призывая молчать. – Ты и сам все знаешь! Ты молодец, Джо!

Больше я ничего не слышал. Я закрыл глаза и отрубился. Сколько продолжался этот кошмар, не знаю. Мне снились пробирки, краски, говорящие мыши и монстр, который то превращался в черта, то становился похожим на Меркенсона.

Но однажды я очнулся. Было тихо. Я лежал на кровати и вдруг понял: я в сознании. Наконец-то! Наконец они оставили меня в покое! Однако наслаждался я этим недолго – через какое-то время одиночество тоже стало меня угнетать. Человек, который приносит еду, со мной не разговаривает. Меня ни о чем не спрашивает, а мои расспросы абсолютно игнорирует.

Огромная удача, что сегодня я, наконец, добился того, чтобы мне дали бумагу и чернила. У меня даже возникла мысль написать Кристин письмо, полное самых жестких обвинений, но я не стану, я буду выше этого. Теперь мне предстоит съесть свои записи, потому что скоро должны принести ужин, и наверняка они захотят проверить, не написал ли я что-нибудь… Жаль, нет воды – бумага жесткая и сухая, и даже запить нечем.