Игра в молчанку - Эбби Гривз Страница 16

– Автомеханик?.. – задумчиво повторила ты, словно сомневаясь в правдивости моих слов. Аккуратно заткнув мне нос бумажными тампонами, ты проделала то же самое с собой, потом повернулась и слегка постучала мне по макушке согнутым пальцем. – Хотела бы я знать, какие еще таланты здесь скрываются…

– Самые разные. Подожди – увидишь.

– Я всегда знала, что ты неисчерпаемый источник сюрпризов.

– Я люблю тебя, Мэгги…

Эти слова сами сорвались с моих губ. И хорошо, что сами, потому что будь у меня хоть малейшая возможность их обдумать, я бы их не произнес. Из страха. Из суеверного чувства. Это был мой главный секрет, который я хранил в себе вот уже несколько недель.

Наверное, мое чувство никогда не было таким всеохватным и полным, как в те минуты, когда ты улыбалась мне с пассажирского сиденья. Твоя улыбка была прекраснее всего, что я когда-либо видел, даже несмотря на смешно торчащие из носа клочки бумаги.

– Я тоже люблю тебя, Фрэнк. – Твой голос был таким ровным и прозаичным, словно ты читала вслух указания из путеводителя. И никакой торжественной церемонии, какие показывают в фильмах, тоже не было. Не было ни цветов, ни музыки, ничего такого. Были только мы с тобой и слова, которые мы произнесли.

– Ну что, поехали? – ты постучала по рулю и включила радио. Похоже, спать тебе больше не хотелось.

Весь обратный путь ты развлекала меня популярными эстрадными хитами, звучавшими в твоем исполнении весьма своеобразно, поскольку ни одной верхней ноты тебе взять не удалось. Когда была такой – возбужденной, оживленной, настолько полно отдающейся настоящему, что казалось, будто тебе и дух перевести некогда – ты напоминала мне фонарь на верхушке маяка. Его сверкающий луч, освещавший все, к чему ты прикасалась, был направлен теперь прямо на меня, и мне было очень трудно не ослепнуть от твоего яркого света. Просто чудо, что я не пропустил место, где нам надо было сворачивать с шоссе.

Не будет преувеличением сказать, что я был очарован, околдован тобой. Я буквально потерял голову, поэтому мне потребовался месяц или два, чтобы заметить: что-то происходит. Мы по-прежнему встречались так часто, как только могли, и в большинстве случаев ты вела себя как обычно: шутила, веселилась, пенилась как шампанское, которое течет через край тонкого хрустального бокала, но это было еще не все. Сквозь твое оживление нет-нет да и прорывались какие-то темные тени – словно легкое облачко вдруг закрывало солнце. Впервые я заметил это в тот день, когда мы катались на лодке, да и впоследствии в наших разговорах мне чудился легкий отзвук какой-то непонятной озабоченности или печали. Ты, прямо сказать, никогда не отличалась непосредственностью и прямотой, и я был словно загипнотизирован загадочными противоречиями твоего характера, которые, еле уловимо накладываясь друг на друга, образовывали загадочное целое, вглубь которого мне никак не удавалось заглянуть. Это было все равно, что разглядывать рисунок акварелью, который издалека выглядит совершенным, но вблизи распадается на размытые, перетекающие друг в друга цветовые пятна, на тысячи полутонов и оттенков, даже вообразить которые я прежде не мог. Я любил тебя до самозабвения, Мегс, но этого было мало. Мне хотелось научиться тебя понимать.

Теперь я думаю, ты поймешь, почему я так внимательно наблюдал за тобой в те минуты, когда ты вдруг замолкала, и, взяв меня за руку, подолгу лежала, не шевелясь, пока Эди и Джулс трепались на кухне о каких-то пустяках. Признаюсь, мне очень хотелось проникнуть за тяжелые занавеси пыльной тишины, за которыми ты пряталась от меня, и я пытался сделать это, ловя твой пульс или легкую дрожь мышц и сухожилий. В чем тут дело? В тебе или в чем-то еще?

Как-то раз я проснулся среди ночи и обнаружил, что тебя нет рядом. По пути в туалет я услышал голоса, доносящиеся из гостиной внизу. Один из них принадлежал Эди, другой, тихий, как шепот, – тебе. Я не собирался подслушивать, но я беспокоился. Я боялся за тебя, Мегс.

И я на цыпочках спустился по лестнице – спустился ровно настолько, чтобы увидеть, как ты прижалась к подруге. Твои плечи тряслись.

О, как бы мне хотелось, чтобы ты доверилась мне, Мегс, но, как ты сама хорошо знаешь, невозможно заставить человека говорить откровенно, если он этого не хочет. Единственное, что мне оставалось, это покрепче обнять тебя, когда ты вернулась в постель. Обычно ты крепко прижималась ко мне, а голову клала на свое любимое место у меня под ключицей, но в ту ночь ты повернулась ко мне спиной, подложив под щеку обе ладони. Казалось, ты почти не сознаешь, что я тоже здесь, с тобой рядом.

Даже сейчас я помню ледяной холод твоих ступней, которыми ты изредка касалась моих ног.

Спустя пару дней, когда мы вместе возвращались из клиники, я попытался разговорить тебя. Велосипеды, то и дело подскакивавшие на неровной мостовой, мы вели между нами, удерживая руками за руль, но я все равно сказал, что мне нужно сменить камеру, а ты была слишком расстроена, чтобы спросить, когда же я успел ее проколоть. Возясь с покрышкой, я впервые понял, что в наших разговорах ведущая роль неизменно принадлежала тебе: обычно ты тараторила без умолку, замолкая только затем, чтобы глотнуть воздуха, после чего переходила к очередной забавной теме или происшествию. Но сегодня ты больше молчала, и это молчание становилось невыносимым.

– Как прошел твой день, Мэгги?

– Нормально. Ифа заболела, так что работы было побольше, а так – как всегда.

Твой ответ поразил меня несвойственным тебе лаконизмом, и мне захотелось бросить чертов велосипед, схватить тебя в объятия и целовать, целовать, целовать до тех пор, пока я снова не услышу твою милую скороговорку, повествующую о сегодняшних забавных происшествиях с врачами или пациентами.

– Послушай, Мегс, я не хочу лезть не в свое дело, но мне кажется – с тобой что-то происходит. У тебя неприятности?

Она не ответила.

– В последнее время ты как будто постоянно о чем-то думаешь. Что случилось? Может быть… может, ты на меня обиделась? – добавляю я шепотом.

Тишина.

– Если я тебя чем-то обидел, ты только скажи!.. Я сделаю все, что захочешь, лишь бы ты снова стала веселой и счастливой, – пробормотал я, чувствуя, как страх сковывает холодом мои внутренности. Если я потеряю то, что мне дороже всего…

– Дело не в тебе, Фрэнк… – Подняв голову, ты взглянула на меня, и я увидел слезы в твоих глазах. Эти зеленовато-серые озера, в которых было так сладостно тонуть, теперь потемнели как море перед бурей, а я… я не мог даже вытереть тебе слезы, потому что боялся тебя оттолкнуть.

– Я не хочу, чтобы ты меня возненавидел.

– Ты же знаешь, Мегс, этого никогда не будет. Что бы ни случилось, вместе мы сможем справиться с чем угодно. – Я наконец решился отложить велосипедное колесо и коснуться твоей руки в надежде, что этот простой жест тебя успокоит. Мой мозг тем временем лихорадочно работал. В чем все-таки дело? Может, ты мне изменила? Или я тебе надоел, и ты хочешь прекратить наши отношения?