Страх (сборник) - Валерий Белкин Страница 15

– Ларс, ну как, нравится тебе здесь? – оживленно спросил Вильгельм.

– Должен сказать: неплохо, сервис достойный.

Вильгельм радостно огляделся, недалеко сидела девушка с лицом вкусным, как мороженое, прохладным и сладким. Подтолкнул Ларса, кивнув в ее сторону, тот остался безучастным, жена нахмурилась.

Пиво, соки выпили, но еда задерживалась, Вильгельм веселил друзей, напряженно ожидая кельнера. В углу оглушительно с подвизгами и стонами взорвалась хохотом группа женщин.

– Hallo, hallo, – мужчина с соседнего стола повернулся к Вильгельму, – immer histeriesch!

– А не одна я здесь кругленькая, хоть это успокаивает, – Гретхен расправила сочные плечи, взяла в руки вилку, нож, выразительно постучала по столу.

«Какая прелесть», – подумал Вильгельм.

Гретхен была права: за редким исключением, подобрались крупные, не уступающие друг другу ни в весе, ни в объеме мужчины и дамы. Прямо за соседним столиком выделялась своим необъятным бюстом молодая женщина, ее полные обнаженные по локоть руки двигались над едой стремительно и ловко. Муж и не пытался придвинуться к столу, мешал выпуклый живот, цеплял еду на вилку издалека. Не желая казаться бесстыдным, Вильгельм отвернулся.

Наконец принесли блюда. Вильгельм смущенно пояснил, что такого еще не бывало – так долго никогда не ждали. Ларс снисходительно похлопал по плечу, предложил выпить за здоровье. Все согласились и подняли кто сок, кто вино.

У пробегающей мимо официантки стаканы соскользнули с разноса и с рождественским звоном разбились. Вильгельм вскрикнул и, сорвавшись со стула, подбежал к ней:

– К счастью!

Поднял несколько крупных осколков, девушка, покраснев, недоуменно взглянула.

– В России, если посуда бьется, говорят «К счастью», – торжественно объяснил он ей.

Жена встретила довольно холодно:

– Мы все видели.

– А что?

– Как ты с молоденькой кокетничал…

– Где?

– На полу, – Ларс аккуратно обтер рот.

– Все-то она видит, вот умру, и обронят на мою могилу случайно цветы, а она заявит: «Не успела отойти в мир иной, как уже кого-то обхаживает!»

– И правильно, за вами глаз и глаз… – Гретхен постучала пальцем по столу.

– Ну как сказать… – Ларс поморщился.

– Schatz, почему ты всегда споришь? – огорчилась Гретхен.

– Иначе они не могут. Вот мой, до скандалов доходит. Послала за картошкой, принес одну мелкую! Я ему и так, и так, а он уперся: «Кто-то же должен и такую покупать».

– И часто у вас споры?

– Раз в месяц, но я не считала.

– Я тоже… со счету сбилась, – и Гретхен, улыбаясь, посмотрела на мужа, а Вильгельм заметил, что мелкие черты ее лица стали еще мельче – глазки, губки, бровки.

– Мы покурим, не возражаете? – перебил Ларс и, не дожидаясь согласия, поднялся.

Вильгельм последовал за ним к выходу из ресторана.

– Зря ты так много куришь, – после продолжительного молчания сказал он.

– Много, мало – кто измерил, – пожал плечами Ларс и спросил:

– Твои детишки читают?

– Конечно, как же иначе.

– А мой никогда ничего!

Боль в голосе друга изумила Вильгельма:

– Ларс, может, времени не было, да и вот беда-то…

– Ничего никогда не читал, бездуховка, – Ларс не слушал Вильгельма, – все они такие, поколение прагматиков, ни до чего нет дела.

– Ты не прав, кто он уже у тебя?

– Муж, семейный человек, занялся недвижимостью, первый взнос был мой, – Ларс выдыхал дым в сторону. оберегая Вильгельма.

– Дети всегда уходят, мы же в свое время ушли.

– А он ко мне и не приходил. Идем, дамы заждались, – Ларс тщательно притушил сигарету, толкнул дверь.

Обескураженный, Вильгельм последовал за ним. В ресторане шумели, ели, пили. Ларс расплатился за всех, как Вильгельм ни протестовал.

– Мein lieber Schatz, прекрасный выдался день.

Прощались долго, пока жена не сказала:

– Людям надо идти, Вильгельм, завтра на работу.

У входа в дом он обнял жену, долго стояли молча.

В спальне, не говоря ни слова, обхватил и отчаянно прильнул к ней всем телом.

– Тебе завтра на работу, – укоризненно шепнула она.

– Я всегда на работе, – сдавленно ответил он…

И настолько отчетливо, настолько зримо видел себя в ней, что и в эту ночь восторг желания не покидал после сокрушительного и соединившего их обоих в одно тело взрыва. На потолке суетились тени трепещущих от легкого ветерка тюлевых занавесей, чуть слышались звуки проезжающих на улице редких машин.

Как любил в эти минуты чувствовать себя маленьким, беспомощным и защищенным властной силой матери-жены, которая также долго не размыкала своих объятий и что-то шептала, непонятное и жадное.

Под липами

Зацвела липа, и не успели плоды созреть, как вокруг деревьев роями закружились женщины, безжалостно обрывая и складывая в большие сумки пучки бледных и хилых цветов.

С цветением липы в Берлин пришла жара. Разомлевшие и недовольные жители утверждали, что такое пекло может «надуть» только из Сахары. По телевидению с ними тоже соглашались. Жара всегда из Африки, а мороз – из России, когда-то в Германии был замечательный климат.

Он спешил на встречу с Ларсом, того на работе не было уже как неделю. А вчера позвонил и пригласил на кофе. Машина шла легко, движение свободно. Вильгельм следил за дорогой, боясь пропустить знакомый дом, не попрощаться с деревом перед выходными. Увидел неприлично нагой плоский желтый фасад дома в три этажа с красной крышей. Пустошь обескуражила. Вильгельм вышел из машины в поисках красавицы.

Нашел – нежно розовела свежая рана от спиленной сосны. Поблескивали капельки прозрачной смолки на влажном срезе. Он бросился к дверям, с силой нажал на звонок и долго держал. Вышел заспанный мужчина в майке и трусах, недовольно пояснил, что гигантша разрослась, сплошные шишки и иголки под ногами, солнце застило, выплачены большие деньги за работу, осталось выкорчевать пень.

Вильгельм сел в машину. Сил не было, свернул в проулок, склонил голову к рулю. И предстала Анне, ученица Анне.

Аккуратная, чистенькая, с большой пушистой косой, как из русских романов, в крупных очках, из которых смотрели огромные глаза. Два раза виделись у нее дома, два раза с остервенением бросались друг на друга, неопытные, не умелые и смешные. Он тогда не успел ничего ни почувствовать, ни понять, был только детский стыд перед ней и перед собой.

Забыл все так прочно, как можно забыть нелепое случившееся очень давно не с ним происшествие, если вспоминалась, то не она, а ее подруга. Бегает по комнате, яростно кричит, гонит юного Вильгельма. Он с надрывом вопрошает – что, почему, установились же родственно-близкие отношения, он все простит. Анне безучастно сидела у окна. Что было дальше, не помнит, просто ушел.