Зачарованные камни - Родриго Рей Роса Страница 15

— Точно не знаю. В каком-то отеле в центре.

— Мы договаривались встретиться сегодня. Ты заставляешь меня ждать.

Похмелье и глупая ссора с любимой женщиной могут из любого сделать, хотя бы на мгновение, высокоморального человека. Дурнота и понимание того, что та ссора, в которой он сам был виноват, может стоить счастья всей жизни. Просветленный алкоголем человек ясно видит, что даже кажущиеся мелочи способны иметь решающее значение для его будущего благополучия и делают его — пусть хотя бы всего лишь и на время похмелья — до крайности щепетильным.

— Разве? — деланно удивился Хоакин. — Что-то не припомню зачем.

— Проблема с некоей лошадью. Теперь припоминаешь?

— Ах это. Не до лошадей мне сейчас. Я, видишь ли, вчера перебрал.

— Что собираешься делать?

— Пока ничего. А потом пару звонков.

Довольно долгая пауза.

— И что за звонки?

— Первый — моему другу Армандо.

Еще одна пауза.

— И что ты ему собираешься сказать?

— Чтобы кончал дурить, шел в полицию и рассказал все как было. К тому же если он будет продолжать в том же духе, то ему придется выложить кучу денег Педро и мне. И тебе. На самом деле, что он теряет? Репутацию? Но это был несчастный случай. Не думаю, что такое пятно будет трудно смыть.

— Так, — сказал Вайина, и голос его прозвенел, как натянутая струна. — Прекрасно. Ты встречался с Растелли, так ведь? Дело принимает плохой оборот. Я тебе не говорил, что речь может идти о попытке похищения? Так вот, я тебя предупредил.

— О чем?

— Что его могут представить как соучастника похищения. Пусть даже соучастие это было неумышленным. И тогда дело плохо. Так мне, по крайней мере, представляется.

— Значит, так представляется?

— А второй звонок?

— Ах да, второй звонок. Одной знакомой.

— Знакомой?

— Она журналистка. Я уверен, что ей будет интересно узнать, кому пришло в голову…

Вайина бросил трубку.

Хоакин встал и пошел в ванную. Наклонился над раковиной, стараясь не смотреть в зеркало, открыл кран. Долго держал голову под струей холодной воды, пока не почувствовал облегчения. Достал из несессера слабительное, бросил таблетку в стакан с водой. Выпил пенящуюся жидкость и лег в ожидании эффекта, который должны были произвести лечебные соли и кислоты.

Они молча сидели на бетонной скамье возле фонтана в парке Берлин.

— Гватемальский воздух ядовит, — сказал он. (Может быть, это газы, испускаемые вулканами?) — Люди, которые здесь живут, — каменные, мертвые.

— Ты немного преувеличиваешь, — слабо улыбнулась она и, склонив голову, спросила: — И что, по-твоему, можно сделать?

Он криво усмехнулся и пожал плечами. Подумал, что уже слишком поздно.

— Сматываться отсюда.

С неожиданной яростью она ударила его кулаком по руке:

— Нет!

— Ну тогда ничего. Нельзя сделать ничего.

Они посмотрели по сторонам. Пустынный парк, собаки, мусор, вдалеке под тусклым фонарем кучка уличных мальчишек.

— Смотри, «камни», — кивнула в их сторону Элена.

— Какие камни?

— «Зачарованные камни».

— Тогда пошли-ка отсюда, пока они нас не увидели и не решили тебя изнасиловать.

— Это же дети!

— Хм…

Они пошли к его дому. Он трижды неудачно попытался вставить ключ в замочную скважину. Наконец из-за кадок с пальмами появился полусонный охранник в форме, отпер засов и впустил их.

Когда они поднялись, он открыл бутылку красного вина и, когда хлопнула пробка, увидел, как загорелись у нее глаза. Он наполнил бокалы до половины.

— Будем здоровы.

— Будем здоровы.

— Сядем? — он отвел ее в другой угол комнаты.

— А куда можно уехать? — спросила она.

— Да куда угодно. Главное — выбраться отсюда. Ты поедешь со мной? Потому что я на днях уезжаю. И думаю, что навсегда.

«Но ей слишком нравится ее работа, чтобы она согласилась, — думал он. — Быть главным редактором субботнего приложения к газете — престижно (даже в стране мертвых?)».

— Мертвых? Я сейчас расплачусь, — сказала Элена.

Она сбросила туфли и легла, закинув руки за голову, на брошенный на пол матрац, заменявший Хоакину диван. На ней были черные брюки и легкая льняная блузка. Блузка задралась, и обнажившийся живот поднимался и опускался в такт ее дыханию.

— Не знаю почему, но, когда я вот так лежу, мне в голову приходит множество вопросов. Например, почему я сегодня надела брюки, а не юбку? Или почему я не заплела волосы в косу?

— Очень важные вопросы.

— Для меня — да.

— Трансцендентальные, — хохотнул Хоакин.

— А мы с тобой, — сказала она, помолчав и глядя в белый потолок, — тоже мертвые?

Он лежал возле нее в неудобной позе: одной рукой подпирал голову, другой ласкал гладкий впалый живот Элены. Улыбнувшись, он сказал:

— Мы — другое дело.

— Чем же мы отличаемся от остальных?

Для ответа, которого она ждала и который он ей с радостью готов был дать, минута представлялась не самой подходящей. Хоакин поднял брови:

— Это тайна.

— Тайна?

«Зачем она допытывается?» — подумал он. Поменял позу, улегся на спину, как и она.

— Мы с тобой не мертвые. Пока еще не мертвые.

— Уверен?

— Абсолютно.

Она поставила бокал на пол.

— Но мне, если говорить откровенно, кажется, что ты уже потихоньку твердеешь.

— Как камень, — сказал он.

Она прикоснулась к нему.

Так оно и было.