Любовная лихорадка - Эустакиу Гомиш Страница 15

Символизм, психологизм… — этот тип выведет из себя кого угодно.

Замечание доктора Канастры на полях: «Зачем такая злобная карикатура на Перейру? А кроме того, откуда вам все это известно? Вы что, вошли вместе с ним? Возмутительно!»

Ниже — моя приписка карандашом: «Канастра, пошел в задницу!»

Страсбург

«Сестра!

Пишу, сидя в Восточном экспрессе. Мы проглотили целую коробку конфет „Гуашь“. Объедение! Я сегодня узнала, что Ален на три года моложе меня. Но в этом ведь нет ничего плохого? Вот откуда его розовые щеки: он краснеет из-за каждого пустяка. Но когда молчит, то выглядит, как заправский злодей. Представляешь, он тайком заказал номер в гостинице по телеграфу. Оказывается, мы будем жить в одном номере, с видом на Блауфолькенгассе. Но в этом ведь нет ничего плохого?

Билота

P. S. Пока вы гибнете от желтой лихорадки, Париж готовится вспыхнуть электрическими огнями. У меня тоже лихорадка, только любовная».

Дом Да Маты

Люк в винный погреб в полу коридора: железный замок, охватывающий две посеребренные дужки. Они спускаются по простой деревянной лестнице в поисках какой-нибудь провизии и со смехом теряются в закоулках погреба. Тепло, повсюду лежат тени. Жидкий свет проникает лишь через крошечное слуховое окно, выходящее в сад: он зеленого цвета, с оттенками белого и желтого. Когда он дробится на части, рассеиваясь по стенам, по днищам бочек с вином и пивом, проходя через ромбики оконной занавески, то напоминает стайку девиц легкого поведения, вспугнутых епископом.

Лагерь

Котрин: Понял. Кажется, вы — из тех, кто зовется пацифистами.

Билл: Нет, я не пацифист. За последние пять тысяч лет люди развязали примерно пятнадцать тысяч войн. И еще пятнадцать тысяч состоятся за куда меньший промежуток времени. Не забывай, что учение Мальтуса скоро восторжествует лет на двести. А наши людские муравейники напитаны насилием, ненавистью и страхом. Ни одному пацифисту пока не удалось предотвратить ни одной войны.

Котрин: А какова причина войн? Человеческая природа?

Билл: Старый вопрос, брат мой. Но я дам на него новый ответ. Причина войн — в нетерпении, алчности и существующих религиях.

Котрин: А хорошая политика и хорошая религия разве не ведут к миру?

Билл: Ни в коем случае. Эти бредни благоприятствуют идеям ненасилия. Как можно сражаться с насилием при помощи ненасилия? Я не люблю драки, но держу свое ружье наготове. Когда я слышу толки о пацифизме, то берусь за него. Когда не станет ни политики, ни религии, может, тогда насилие исчезнет или его смогут обуздать. Но прежде чем такое случится, полетят короны, многие народы будут истреблены, и целые государства исчезнут с карты.

Редакция

Барселос зажег сигару, вставил ее в правый угол рта и начал писать:

«Странные времена! Смерть сопутствует плотскому греху и даже благоприятствует ему».

Тут он прервался, покачал головой. «Это никуда не годится, это детский лепет. Какую смерть я имею в виду? И что, я когда-нибудь верил в плотский грех?» Он зачеркнул, взял другой листок, начал заново:

«Удивительные времена! Смерть, посещая столько очагов, парализует и даже умерщвляет нравственность».

Барселос перечитал вновь, по-прежнему недовольный. «Черт, я удаляюсь от темы. Это все Зила с ее ромом, не иначе. Если не удается сразу перейти к сути, лучше сменить мотив». Он зачеркнул и это.

«Необычайные времена! Мы наблюдаем не только смерть людей от заразы, но и смерть нравственности».

И Барселос прибавил: «в постели баронессы Да Мата». Затем, пораженный, остановился, поймав себя на том, что повторяется. Где-то он уже такое писал. Он зачеркнул снова и принялся яростно дымить в потолок. Потом, чуть отойдя, написал на одном дыхании длинную, головоломную статью об отношении политиков из кафе к Святой Неделе и об упадке праздника Святой Недели из-за упадка самой сахарной отрасли.

Комиссия

Все еще взволнованный и смущенный, со следами усталости на лице по причине бессонной ночи, фонарщик по имени Жозе ду Эжито рассказал новому главному медику следующее:

* он проходил по улице Бон Жезус около половины седьмого, зажигая газовые фонари, и когда в его поле зрения попала часть баронского сада, он заметил, что на одной из нижних веток мангового дерева происходит нечто необычное;

* несмотря на плохую видимость из-за позднего времени и дефект зрения, приобретенный еще в детстве, он смог разглядеть, что на дереве сидели два человеческих существа, совершенно голые;

* услышав смех обоих и приглядевшись, он обнаружил, что это были не кто иные, как сеньора баронесса и врач, следящий за ее здоровьем;

* чтó именно они делали на дереве, выяснить не представлялось возможным, однако ветка качалась, словно налетела буря, и оба рисковали упасть в любую секунду;

* в какой-то момент, очевидно, заметив его, они спрятались в листве и долгое время хранили полное молчание, дабы не обнаруживать своего присутствия;

* после четверти часа ожидания он, Жозе, устав стоять, удалился в задумчивом и даже в угнетенном настроении, и направился домой, будучи потрясен до такой степени, что оставил без освещения три с половиной улицы;

* поэтому он был призван к порядку своим начальником, едва не потеряв работу;

* а чтобы не потерять ее, он счел должным обратиться к комиссии, что не входило в его планы, так как по роду занятий ему приходится видеть многое, и если обо всем рассказывать…

Республиканский клуб

Падре Менделл рассуждал скептически: если даже установят республику, это не будет означать общественного переустройства. Барселос оптимистически полагал, что в новом веке появится развитое гражданское общество, способное породить крепкую власть и сильную армию. Перейра выступал за правление военных.

Перейра: Знаете что? Только военные способны вдохнуть жизнь в нашу банановую республику.

Менделл: В таком случае я предпочитаю монархию. Даже нежизнеспособную.

Перейра: Это из-за недостаточного знакомства с историей. Нас ждет столетие покоя. Военные, когда хотят, могут уважать штатских. А штатские не уважают даже самих себя.

Менделл: Идиотизм.

Перейра: Значит, я идиот? Вы так сказали?

Менделл: Ну, если вы предпочитаете вылизывать армейские сапоги, я не могу быть о вас иного мнения.

Перейра: Вы меня оскорбляете.

Менделл: Вы правы. Я вас оскорбляю.

Барселос: Спокойно, господа. Революция еще не свершилась. Общество наше здоровее, чем о нем думают. Посмотрите на Руя Барбозу.