Лорд Малквист и мистер Мун - Том Стоппард Страница 15

— Надеюсь.

Мун посмотрел на пятно крови на бороде Воскресшего Христа, и его охватила жалость.

— Прости, что я тебя ударил, это вышло случайно.

— Совершенно верно, ваша честь, — с огромной благодарностью подхватил Воскресший Христос.

— Я хочу сказать, ты случайно заставил меня сорваться. Я злился вовсе не на тебя.

— А на кого?

— Не знаю, — признался Мун. — У меня есть список.

Воскресший Христос кивнул.

— На кого-то незнакомого, — сказал Мун. — Даже на неизвестного.

Он умолк и быстро прошел в ванную, закрыв дверь. Сломанный замок болтался на расщепленном дереве.

Оказавшись в безопасности, он дернул выключатель, и его тут же пронзил блестящий фаянс. Бок ванны обрушивался на него глыбой света. Унитаз, раковина и биде с китайскими улыбками склоняли плешивые головы. Мун рассмеялся над ними. Он открыл все краны и спустил унитаз. Вода хлынула и забурлила вокруг него, разбрызгиваясь из хромированной розы душа.

Силком затолкав их обратно в неодушевленные формы, он закрыл все краны, кроме горячего над ванной, и удовлетворенно опустился на закрытую крышку унитаза.

«Пятый евангелист, как пить дать. Мун, Матфей, Марк, Лука и Иоанн отправились спать на скрипучий диван. Матфей, Марк, Лука, Иоанн, Мун отправились спать в Рождества канун. Мун, Иоанн, Матфей, Лука и Марк отправились спать в общественный парк. (Воскресный хор детей, взывающий к мнемонике, которая сохранит живым мое имя в больших голых классах с приколотыми к стенам акварельными рисунками.) Матфей, Мун, Иоанн, Марк, Лука отправились спать в дом старика. (Очерченные крошеным мелом солнечные лучи, канонада крышек от парт, домой к ленчу и захват в свои руки штурвала, управляющего миром.) Если есть хлеб с маслом и пить чай в одно и то же время, вкусишь от детства. Ты помнишь, как безопасно было быть ребенком».

Туалетная бумага упала на пол и размоталась через комнату плоской лентой. Мун закрыл глаза, но безрукая-безногая груда в зимнем пальто ожила в его разуме и поползла через улицу, словно распоследнее насекомое. Окурок обжег ему пальцы и упал на пол.

Раздался резкий треск, и в дверном проеме появился смущенный девятый граф.

— О! Простите, милый мальчик.

— Ничего страшного, — ответил Мун. — Я просто наливаю ей ванну.

— Именно, друг мой, именно. На мгновение я подумал, что вы опорожняетесь, что бы это ни значило, — я так понимаю, это проделывают с наполненными сосудами, но, со своей стороны, заявляю, что совершенно ничего в этом не смыслю. Вы наверняка знаете, что Малквисты и прочие семейства равного нам стиля и происхождения выделяют и порождают путем умственного процесса, секрет которого передается в крови.

— Нет, не знаю, — признался Мун.

— Естественно, мы об этом не распространяемся. Вы забыли заткнуть пробку.

Лорд Малквист наклонился к ванне. Вода зашумела в другой тональности. Мун бесцельно поднялся со своего сиденья. Лорд Малквист занял его место.

— Благодарю вас, милый мальчик. Вы порезали себе лицо.

Мун посмотрелся в зеркало над раковиной. Открыл горячий кран, но вода не потекла, поскольку набиралась ванна. Он смыл кровь холодной водой и промокнул рану платком лорда Малквиста. После этого порез выглядел не так страшно, но его жгли духи.

— Ваша жена говорит, что вы пишете книгу.

— Да, работаю над одной, — признался Мун.

— Очень рад это слышать. Я тоже пишу одну: небольшую монографию о «Гамлете» как об источнике книжных названий — тема, которая ни в малейшей степени меня не интересует, но я хотел бы оставить после себя тонкий и бесполезный томик, переплетенный в телячью кожу и заложенный ленточкой. Я поиграл с идеей написать о «Шекспире» как об источнике книжных названий, но это было бы трудоемкое предприятие, итогом которого стал бы пухлый громоздкий предмет… Пусть лучше моя книга будет непрочитанной, чем неизящной, понимаете? Вам легко пишется?

— Пока что нет, — ответил Мун. — Я еще не собрал материал.

— А меня это ужасно тяготит. Моя проблема заключается в том, что я не заинтересован ни в чем, кроме себя. А из всех литературных жанров автобиография — самый дешевый. Я становлюсь гораздо счастливее, вкладывая свое «Жизнеописание» в ваши руки.

— Зачем вы ее пишете? — спросил Мун.

— Я вам объясню, милый мальчик. Долг художника — оставить мир украшенным каким-нибудь пустячным и совершенно бесполезным орнаментом. Я не хочу, чтобы обо мне говорили, будто я был всего лишь элегантный бездельник. А зачем вы пишете книгу?

— Я люблю записывать, — сказал, поразмыслив, Мун.

— Да, но почему история мира?

Мун задумался. Поначалу он вовсе не собирался писать историю мира, он всего лишь хотел исследовать свою собственную историю и причины, которые ее определяли. Остальной мир вторгался цепной причинно-следственной реакцией, бесконечность которой приводила его в ужас; его преследовало видение миллиардов скрытых взаимосвязанных вещей, ведущих к простейшему действию, видение себя самого, поправляющего галстук, что было результатом последовательности действий, уходящей в предысторию и начавшейся со сдвига ледника.

— Лично я, — заявил девятый граф, — считаю, что вы избрали неверный путь.

Мун смотрел, как его отражение в зеркале вытирает со лба кровь.

— Какой, в конце концов, смысл такого труда? — вопросил девятый граф.

«Смысл такой, что если пять путешественников на дороге между Лимой и Куско будут переходить мост короля Людовика Святого, [7]когда он обрушится, а ты хочешь узнать, случайно или осмысленно мы живем и умираем, и по этой причине решишь рассмотреть жизни этих пяти путешественников, дабы выяснить, почему это произошло именно с ними, а не с кем-нибудь еще, то надо быть готовым вернуться в Вавилон, ибо все уходит корнями назад, к началу истории мира».

Но сказал он следующее:

— Мне нравится писать о чем-то, что имеет края, где оно останавливается, а не продолжается дальше и не становится чем-то еще. — Что тоже было правдой.

— Боюсь, вы добром не кончите, милый мальчик: у вас диковатый взгляд. Вы должны научиться у меня, что нельзя принимать все на свой счет. Я чувствую прилив назидательного настроения — записная книжка у вас при себе?

Тут Мун вспомнил:

— О'Хара негр?

— Полагаю, нечто в этом роде.

— Но какой негр?

— Ну, милый мальчик, негр есть негр, вы так не считаете?

— Нет, — ответил Мун.

— Вообще-то я не верю в тонкие различия, если только они не касаются меня лично. Какой именно негр О'Хара, для меня ничего не значит. Скажем, что он негр-кучер. — Он доверительно наклонился к Муну. — Если честно, я положил глаз на кучера цвета бледной слоновой кости, потому что представлял его в иссиня-черном и полагал, что это будет довольно эффектно, понимаете, но тот, на кого я имел виды — бледный, как лилия, мальчик с чудесным характером, — боялся высоты. Как только он оказывался на козлах, то начинал плакать и у него шла носом кровь, к чему я вовсе не стремился, — это же все равно что разъезжать по городу в компании плаксивого индейца. А потом я сообразил, что чернокожий будет вполне прилично смотреться в горчичном одеянии, и повысил О'Хару до его нынешней должности, и все бы ничего, если бы только лошади не пытались чуточку больше его понять. Ему, разумеется, придется оставить этот пост… Уж не знаю, кто будет следующим. Вы не считаете, что какой-нибудь китаец будет выглядеть слишком желтым в черном с серебром?