Пазл-мазл. Записки гроссмейстера - Вардван Варжапетян Страница 15

Все щели между громадными блоками забиты записками, автобусный билет не втиснешь.

А что мне просить у Бога? В голову ничего не лезло. Почему после второго хода ed4 белые обречены? Неужели нет выхода?

Говорят, Эйнштейну за заслуги перед человечеством Всевышний обещал исполнить одно желание. Эйнштейн попросил: «Хочу знать формулу мироздания».

Господь исчеркал мелом всю доску. Эйнштейн подумал и ткнул в уравнение: «Господи, но здесь же ошибка!» – «Знаю», – грустно ответил Господь.

А мне за какие заслуги Всевышний решит задачу? Мало Ему забот, так еще в шашки играть. Извините.

Но мои часы швейцарские остановились. Подарок шашечной федерации к 70-летию.

Отошли мы с Туркеничем от Стены, вижу – стоят. А обещали, их ничто не берет: водонепроницаемые, противоударные, никакие излучения, даже прямое попадание снаряда не остановит ход.

Нескольким часовщикам показывал. Разбирали, собирали, плечами пожимали: исправны, а не идут. Только один, когда я сказал, что приложил ладони к камням Стены Плача, сказал: «Тогда все понятно». А что понятно, не объяснил.

А вот куда после Ровно делся Ихл-Михл Куличник – это вопрос.

Прямо с парада и демонстрации по случаю освобождения столицы Волыни, соблюдая построение, Куличник увел остаток отряда (меньше семидесяти бойцов) по Киевскому шоссе в направлении Сосенок.

А мы же тогда еще ничего не знали. Шагали молча. И все почему-то быстрее, в леске почти бегом, придерживая личное оружие... И я увидел долину костей и черепов, горы костей и праха, кострища с обгорелыми детскими черепами, куклами, игрушками, сандаликами.

Тут были уже партизаны отряда имени Ворошилова и саперы полковника Моисея Бараша, не меньше роты, много офицеров. И грузовик с лопатами.

Воскресенье было. Солнечно. Весна. А мы плакали, плакали, плакали... Дора Большая упала без сознания.

Кто умел читать кадиш, тот громко читал. А мы копали, копали, копали... Но как похоронить целый город? Его только землей всей Земли укрыть.

Сколько я потом местечек прошел. Сожженных. Исчезнувших. Только в мостовых камни остались. Шаркал по этим камням в исполком, в гостиницу, гастроном, клуб, на почту, к кому-нибудь в гости. И мне в голову не приходило: здесь же сотни лет жили евреи, здесь такие светочи веры молились, такие праведники и мудрецы вязали и развязывали узлы еврейских судеб. Я шел по этим камням за портвейном, а евреи шли по тем камням за смертью. И камням за них было страшно, они вместо людей просили у евреев прощенье за то, что не смогли их укрыть, защитить, спасти. А я шел себе... А должен был встать на колени, целовать, гладить их, отогреть их за пазухой. Они же закоченели. Грязь? Это кровь смешалась с ледяным потом тех, кого гнали в рвы. Это последние хрипы, клекотания запеклись, как кровь под ногтями. Каменные лбы все хранят: имена, молитвы, проклятья и – пыльцу, тычинки и пестики, семена всех цветов Европы, которые принесли на своих подошвах евреи, особенно детские сандалики, гонявшиеся за бабочками. Эти цветы когда-нибудь обязательно расцветут, украсят, укроют, утешат скорбящие камни.

Потом мысли обрываются.

Дыскин, Туркенич, еще некоторые наши ветераны утверждают, что Ихл-Михл вернулся на партизанскую базу в Глыбенской пуще. Но когда Красная Армия освободила Чярнухи, он там не объявился. И братья тоже: Берл погиб под Клайпедой, Идл дошел до Берлина, погиб уже после Победы, при разминировании.

А про нашего командира всякое говорили: пробрался в Польшу, оттуда в Канаду.

К счастью, никто не болтал, что Куличник ранен или, упаси Боже, убит. Никому ничего не известно. Родственники Куличников все (что правда) подались в Польшу, оттуда кто в Израиль, кто в Америку.

А Ихл-Михл так и делся неизвестно куда. Хоть объявления расклеивай, как немцы, обещавшие за его голову, живую или мертвую, 75 тысяч. Громадные деньги. За Федорова Черниговского обещали 50 тысяч, но плюс 50 гектаров земли, еще рома или водки, сколько доносчик унесет, а главное – соль. За отчаянного командира Попудренко (ему памятник стоит в Чернигове) – 30 тысяч. Средний комсостав у фашистов шел по 10 тысяч, рядовой партизан – за 5 тысяч (нет, в разной местности по-разному: где пять, где три, где одна тысяча), но тоже: соль, спички, керосин, колбаса в консерве. За просто еврея – пачку соли. Тоже немало. За всех нас дали бы ровно двенадцать пудов: по списку личного состава нас было 192 человека.

Помню, как-то проезжал я на поезде мимо станции «Партизаны» (случайно глянул в окно). А для исторической справедливости надо бы соседнюю станцию назвать «Полицаи». Вот из-за них тогда мы и паслись на подножном корму.

Почувствовал себя будто прожившим жизнь «до н. э.». Среди питекантропов, мамонтов, динозавров.

А соседу не понять, как можно жить без интернета. Рвется обучить меня за час: «Вы же эшелоны под откос пускали, а тут всего две кнопки и мышь».

Не знаю, кто ему такое наплел про мое героическое прошлое. Я на термитных спичках чуть не подорвался, до сих пор рубец от ожога: хлопнул по карману, а они враз полыхнули. Вот тебе и эшелон.

Древние наши мудрецы придумали такое объяснение, как возникло зло: Всевышний создал мир идеальным, а потом взял все его части и перемешал – и получился пазл-мазл. Задача человека: собрать части, расставить все по своим местам.

Я этим, в сущности, и занимаюсь. Но почему мудрецы наши, уж если они до такого додумались, не собрали мир как положено?

А этот осколочек фарфора... осторожно, пинцетом... откуда? Не из букета. Похоже на кусочек помпона. Три алых помпона на белой блузке Паяца с воротником-жабо, в крупных оборках. И бант.

Маэстро Ненни тоже всегда повязывал черный бархатный бант. Сорочка обязательно белая; темно-синий жилет с четырьмя рядами перламутровых пуговиц, похоже на аккордеон; пиджак – никогда, хотя портной Майзель шил ему полный мужской костюм.

Вчера в который раз перечитывал книгу Петра Вершигоры «Люди с чистой совестью». Хорошее название.

Читал, как они задумали и провели операцию «Сарненский крест» – шедевр партизанской тактики.

Сарны в войну стали важным железнодорожным узлом двух направлений: Барановичи – Ровно (север – юг) и Ковель – Киев (восток – запад). Можно сказать, даже важнейшим, особенно когда немцы готовили штурм Сталинграда.

Как разрубить такой узел? В лоб не взять – сильный гарнизон и все подступы к Сарнам надежно прикрыты.

Тогда Ковпак бьет немцев по лбу. Оказывается, иногда бывает большая разница: в лоб и по лбу. Узел-то остался, а железные щупальца обрублены: партизаны одновременно взорвали пять мостов вокруг Сарн и полностью парализовали движение: сорок два эшелона в сутки! Пришлось немцам тащить их обратно на Львов и Краков, перегонять составы через Румынию и Бесарабию.

Гитлер пришел в ярость. Вызвал Гиммлера и приказал покончить с Ковпаком. Фюрера можно понять. Незадолго до «Сарненского креста» греки взорвали мост на перегоне Салоники – Афины; а по этой железке шли чуть не все грузы для африканского корпуса Роммеля. И надо же: два сокрушительных удара спланировали не генштабы, а партизаны, «бандиты». Представляю, что стало бы с фюрером, узнай он, что первыми советскими партизанами стали евреи. Но ни Гиммлер, ни Кейтель такое не осмелились доложить фюреру.