По следам Марко Поло - Тим Северин Страница 14

Приближалось время ужина, и Аргун повел команду проекта обратно домой. Здесь нас ждал первый из наших наиболее счастливых и экзотических столов. Семья рассаживалась под бдительным оком папаши. Трое гостей примкнули к нему с обеих сторон, а остальные приткнулись где только возможно, рассевшись вокруг единственного стола на старых стульях и на одной из кроватей. Каждому времени дня в семье Аргуна соответствовали традиционные блюда. На завтрак подавался турецкий сыр, хлеб, помидоры, сосиски, нарезанные на маленькие кусочки, и салями. Второй завтрак и обед составляло неисчислимое многообразие блюд — бобы, рис, свежие овощи, консервированные огурцы, перец и фрукты; в особенности фрукты, множество и множество персиков, абрикосов, винограда, слив и орехов. Во всякое время за обедом, за завтраком или за ужином можно было ожидать, что сосед, выбрав какой-нибудь особенно лакомый кусочек со своей или с вашей тарелки, засунет его пальцами в ваш рот. Папаша довольно скоро познакомился с нами настолько, чтобы коварно брать перец, жгучий как огонь, и класть его в наши рты, когда мы менее всего ожидали этого. И когда получивший перчика силился его проглотить, папаша разражался хохотом и хохотал, пока из его глаз не начинали литься слезы, такие же обильные, как и те, что стекали по щекам жертвы. Покупка продуктов и их приготовление целиком возлагались на старших дочерей, так же, как и мытье посуды, ибо это происходило в священное время кея. Турецкий чай, или кей — чудо, и железным правилом отца семейства, введенным в доме, предписывалось, что кей должен быть отменным. Чайные листья, кстати сказать, не индийские, а персидские, завариваются в медном чайнике — строго определенное время, и горячая золотистая жидкость разливается в тонкие стаканчики поверх двух или трех кусочков сахара. В итоге получается отличный напиток, и мы, люди, сидевшие вокруг стола, говорили часами, прихлебывая восхитительный кей папаши, стакан за стаканом, и наполняя воздух дымом местных дешевых сигарет.

Так как Аргун был временно без работы, семья жила исключительно доходом от маленькой лавки, в которой они продавали воду, близ площади Таксим. Водопроводная вода в Стамбуле нехороша, но вполне пригодна для питья. Многие турки, однако, предпочитают воду более высокого качества, которая добывается из местных источников, находящихся в собственности частных компаний. На рынок эта вода поступает в маленьких бутылках стоимостью в несколько пенсов. Многие турки в Стамбуле, правда, имеют такой вкус к воде, что оценивают ее так же, как мы оцениваем вино, только турка интересует не время сбора винограда, а название и характеристики источника, из которого получена вода.

Каждое утро папаша обычно облачался в бело-голубую полосатую рубашку и красочные фланелевые брюки, которые он подворачивал, пока между обшлагами брюк и белыми с черным, отполированными до блеска туфлями итальянской кожи не показывались, во всей их элегантности, носки. Он затягивал ремень в предвкушении трудного дня и проверял, похлопывая себя по нагрудному карману рубашки, с ним ли пачка его любимых сигарет «Ени Харман». Последний хмурый взгляд на детей, чтобы не забыли, что им нужно сделать сегодня, и папаша топает из дверей мимо громадной кучи деревянных шлепанцев, которые мы все надевали дома, оставляя уличную обувь на циновке. Папаша неспешно взбирается по вымощенной булыжником улице к площади Таксим, где в кафе, напротив его лавки, уже выставлены столики. Здесь папаша здоровается со своими друзьями и останавливается выпить стаканчик кея; один стаканчик следует за другим, в этом и заключается рабочий день. Только изредка, тяжело ступая, он переходит дорогу и заглядывает в дверь своей лавки. Внутри одна из его дочерей, Айзель, занята подметанием пола, который и без того идеально чист. Айзель управляется с покупателями, и весь день папаша сидит на противоположной стороне улицы со стоящим перед ним стаканчиком кея или прогуливается там и сям, проводя день с другим лавочником, который кажется тоже удовлетворенным неспешным ведением дел.

Семья Аргуна делала покупки большей частью на огромном крытом базаре на противоположной стороне моста Галата. Чтобы добраться туда, нужно или сесть в трамвай, который лязгал по рельсам вдоль узких вымощенных улочек, или воспользоваться своеобразной стамбульской подземной транспортной системой. Эта необычная система состояла из двух поездов, курсирующих по двум крутым тоннелям, которые соединяли вершину и подножие холма, выходящего на Золотой Рог. Поезда были похожи на пару пауков. Когда один тащится верх, поднимаясь по длинному кабелю, его коллега внезапно срывается вниз по склону холма, таща за собой свой кабель. Другой дешевый способ передвижения по городу — такси. Это разновидность путешествия автостопом. Аргун, который был, естественно, специалистом в этом деле, обычно шествовал по середине дороги, выкрикивая в сторону потока огромных старомодных американских машин, которые служили в Стамбуле такси, адрес, куда ему надо ехать. Если кто-нибудь из таксистов ехал в ту же сторону, он жал на тормоза, и пока его избитая машина визжала, останавливаясь, мы должны были быстро взгромоздиться сверх прежнего груза пассажиров. После чего такси, покачиваясь, продолжало двигаться далее, ныряя в самые незначительные дыры в пробке и решительно не замечая сотен полицейских из военной полиции, которые пытались управлять движением на всех возможных перекрестках. Время от времени наш водитель сворачивал на тротуар, чтобы выкрикнуть прилично выглядевшему пассажиру, куда едет такси, или для того, чтобы высадить одного из спрессованных клиентов. Когда последние высаживались, шофер производил приблизительную оценку участия клиента в поездке, и цена редко превышала один шиллинг или около того.

Большой базар — целый мир. В этой огромной, расползавшейся во все стороны сети переулков, наполненных теснящимися толпами, кажется, не было ничего, чего нельзя купить или продать. Множество кузенов Аргуна владели здесь лавками, и мы могли сидеть в них часами, наблюдая яркую, текущую мимо толпу, говорившую на десятке языков и состоявшую из смеси всех национальностей и вероисповеданий. В особенности замечательны были базарные грузчики, одетые в рубища, толкавшие перед собой двухколесные тележки, на которых они перевозили товары от лавки к лавке. Всюду сновали продавцы воды с огромными медными флягами в мешках, державшие в одной руке крошечную чашечку, которую опускали в наполненные фляги, чтобы привлечь внимание, и потрясающие чистильщики обуви с подносами, на которых стояли остроконечные медные сосуды; каждый поднос был лавкой в миниатюре, здесь была вакса всех оттенков, были воск и масло, так что даже наши потрепанные и исцарапанные мотоциклетные сапоги через несколько минут упорного труда щеткой и полировальной тряпкой ровно и ослепительно сияли. Именно на базаре мы приобрели огромные сумки из толстой кожи, сделанные в мастерской кожевенника, в которых на верблюдах возят поклажу, заменив ими бесполезные современные мотоциклетные контейнеры из стеклоткани. Эти кожаные сумки были тяжелыми, восхитительно пахли наполовину высушенной кожей и выдержали все путешествие — и через реки, и через пустыни.

Еще в Стамбуле был цыганский квартал, в который после наступления темноты не осмеливалась являться полиция. Но Аргун брал нас туда с собой смотреть потрясающие воображение танцы, исполняемые детьми, моментально рассеивающимися при виде подозрительных взрослых. Как-то утром, когда мы проходили мимо цыганского района по пути к площади Таксим, нам посчастливилось встретить цыганскую свадьбу во всем ее своеобразии. Рассвело всего час назад или около того, но в переулке уже стояли длинные столы, заставленные фруктами и газированной водой разных видов в добавление к обычным бутылкам со спиртным. Скоро за столами во всем доступном им блеске тесно сидели цыгане — с серьгами в ушах, цветами в волосах и, на сей раз, улыбчивые и приветливые. Два скрипача и человек с деревянным инструментом, довольно похожим на пастушью свирель, были оркестром, всюду носились дети с чумазыми физиономиями и темно-коричневыми вперемешку с золотым волосами. Тут и там кто-нибудь вскакивал с места и, схватив со стола или с головы кого-нибудь из гостей венок, танцуя, устремлялся к свадебной паре и короновал невесту или жениха.