Альпенгольд - Елена Соловьева Страница 14

…

Лето Господне. Как странно быть в этих днях: где за окном уютного одноместного номера горы звенят в прозрачной голубизне июльского неба, где меня любят, целуют в лоб, уходя в «косогоры», и оставляют на столе шоколадные конфеты, где нет этих вечных дискуссий и бесплодных споров.

Шумит река, играет музыка, и можно купаться в желаниях окружающих тебя мужчин. Молодые, сильные, загорелые и полуголые, мы шатаемся и смотрим друг на друга, до осени оставив серьёзные чувства и боли. До осени – до дома, до таблички «Корпус «В», Елена Валерьевна?

…

Что осталось-то от Сергея Ефграфовича? Что осталось, когда перегорела даже неодолимая жажда дороги и исчез лёгкий звон из воспалённой головы? Хотелось идти за ним, хоть и в другую сторону, идти, идти. Казалось, «Дугоба» станет пустой и тяжёлой, будто всё нужное ушло вслед за ним по белой азиатской дороге. Но нет. Я утонула в солнце, запахе чабреца, щедрой голубизне июля. Утонула без мысли, без тоски, не желая отказывать ни в чём своему телу, а когда выплеснула за окно остаток вина из стакана, сказала: «Вот так, Сергей Ефграфович, вот так». Но, видно, нота боли – бордовая и тяжёлая, жива во мне, спрятавшись глубоко. Знать бы, есть в ней истина? Или истина в сегодняшнем тихо-голубом счастье? А может быть, какая разница, где они, осколки этой истины. Да и нужна ли она мне?

5 июля 1990

Писем нет. Как будто нет большого Свердловска. А там сейчас тополя шумят летней пыльной листвой и свет фонарей отражается от асфальта. Как давно я уже ничья, ничья, ничья…

18 июля 1990. 3 смена, альпинистская база «Дугоба»

– Шихимардан – город вечного праздника.

Да уж. Всплески цвета и музыки видны уже сверху. Спуск по лестнице, оккупированной продавцами чёток, сладостей, блестящих платков, и – цветастое месиво этого праздника густо прилипает к телу. Я теряюсь и замолкаю среди шашлычного, пловного и прочего дыма, павлинов, дынь, арбузов, женщин в ярких платьях. Смотрю во все глаза и стараюсь понять.

– Чего веселятся?

– Они знают что-то такое, чего не знаем мы…

Ветер, тучи, дожди – всё осталось за нашими спинами, там, откуда мы спустились. В долине разлита жёлтая муть.

Азиатская луна расчертила город зелёными квадратами. Тишина… Какая-то по-особому глухая. Ночь в рабочем общежитии Ферганы. Ночь – азиатская, а общежитие точно перенесли с окраины Свердловска. И меня вместе с ним. Совсем другая форма жизни наросла коркой поверх этой земли и совсем на неё не похожа.

19 июля 1990

…

Вот так бы и валяться, почитывая, у горной речки. Феноменальное спокойствие. Ничего не надо. Кто-то скучает чуть-чуть по дому. По бабушке, коту и любимой женщине. Я не скучаю ни по кому и ни по чему. Дом? Где он? Что с ним?

Свердловск. Корпус «В». С воспоминанием о той жизни гулкая боль приходит, тяжесть и усталость. Забыла всё – листок без роду и племени.

…

«Всем инструкторам и отъезжающим на спасработы собраться в учебной части». Это беда начинает управлять людьми. Бесчеловечное в своей сути обретает человеческие слова. Под пиком Ленина лавиной снесло 43 человека. Мы спускались в Шихимардан, а сверху пролетел вертолёт – тень беды, напоминание.

И прижимаясь ночью лицом к тёплой Сашкиной ладони, я думаю: «Господи, не дай Бог мне когда-нибудь услышать это о тебе или о вас. И только бы в сентябре все наши вернулись целые и невредимые под вывеску «Корпус «В».

…

Впервые мы играли в это в школе. Наши мальчишки стояли в форме, в бравурном строю, а мы – лёгким разноцветным облачком чуть поодаль – провожали их на сборы. Потом был другой – корявый строй в фуфайках. Не выспавшиеся с похмелья призывники и чёрные глухие шторы на окнах военного вокзала. Жёлтый пар и измоденовское «живи весело, Ленка».

26 июля 1990. «В молодости на побережье так легко быть счастливыми»

Эти дни я буду вспоминать долго. Как хорошо. Старик кормил нас в чайхане лепёшками и красными яблоками. В арыках после непогоды плавали растопыренные пятиконечные листья и ранетки. Сливы свешивались с деревьев.

А в Шихимардане, куда мы спустились оформлять документы на разряд, павлины гордо поднимали венчанные головы и амулеты от сглаза гроздьями лежали на прилавках вперемежку с гвоздикой.

Мы жили так, будто в запасе у нас – десятилетия, будто мы надолго друг с другом и не ждут нас в разных городах. Я жила так, будто это – последний день. И к вечеру умирала полностью в душных закатах Ферганы. Казалось, будущего – нет, вернее, я не вспоминала о нём. Оно было сладкой дыней, красным арбузом, было и всё – радостное, греющее теплом. Но я жила настоящим, впитывая его каждой клеточкой тела.

В моей вселенной луна расчертила город на квадраты, и кровать плыла белым кораблём. А на «пупе» смеялись: «Её видели с Сашкой, но никак не с документами».

31 июля 1990

Неужели лето кончается? Умирает в выжженной солнцем траве. Весомостью пережитого ложится в отношения. Висит на мне «незакрытый» второй разряд, но горы стали ближе и понятней.

5 августа 1990

Лето выцвело окончательно. Горы белые и сухие, как бороды азиатских стариков. Кончилась третья смена. В лагере «Ой, мороз, мороз». Это обмываются закрытые разряды, Каэмэсы, просто схоженные горы и значки. Лето моё кончается. Ещё будет 2–3 жарких дня в Фергане между дынями и тюбетейками. Затем поезд, залитый потом несчастных узников плацкарта, вывезет меня в мягкую женственность уральских пейзажей. Встретит пустая общага. Может быть, найду Жанну Александровну среди ремонта и ежегодной передвижки.