Уборка в доме Набокова - Лесли Дэниелс Страница 14

Я встала раньше детей, заварила в чайнике черного чая и пошла к компьютеру. Меня ждало письмо от мамы. Общаться по электронной почте у нас получалось лучше всего. У нас выработались негласные правила, устанавливающие иерархию общения. Лучше по мейлу, чем по телефону. По телефону уж всяко лучше, чем живьем. А если уж встречи не избежать, лучше на людях. Электронная почта была наименьшим злом. Не могу сказать, что я не люблю свою мать, — скорее, я с некоторым недоверием отношусь к ее очень изменчивым представлениям об истине.

Мама очень не любит, когда с кем-то происходит что-то нехорошее, особенно с ней. Надо отдать ей должное, она не очень любит, когда со мной происходит что-то нехорошее, поэтому, если оно происходит, мама его не замечает. Чтобы изгнать из жизни нехорошее, приходится кардинальным образом переиначивать реальность. Когда я была маленькой, она два года подряд уверяла, что «бабуля во Флориде, поэтому не придет к нам на Рождество». На третий год я приперла ее к стенке и выяснила, что бабуля умерла.

После того как меня фактически лишили родительских прав, если кто-то спрашивал у мамы, как у меня дела, она отвечала, что мы с персонажем из прошлого «решили отдохнуть друг от друга».

Я прочитала ее тщательно составленное послание. Мама интересовалась, как мы планируем жизнь Дарси «в ближайшие несколько месяцев». В очередной раз упомянула, что все теснее сближается с врачом, который лечил моего отца перед его кончиной. Мой мозг, возбужденный кофеином, превзошел самого себя, и я сообразила, к чему она клонит. Мама собирается замуж за этого врача и хочет, чтобы Дарси несла во время венчания ее букет.

«Да уж, у некоторых жизнь не стоит на месте», — подумала я неласково. Похоже, мама воспринимала кончину моего отца как временное отсутствие в ее жизни человека под названием «муж».

После того как я исчерпала все нехорошие слова, которые могла сказать в адрес представителей медицинской профессии, до меня вдруг дошло, что придется надеть Платье. Брюки на мамину свадьбу ни за что не будут допущены.

Я послала ответное сообщение:

Сэму на предстоящей свадьбе найдется какое-нибудь дело?

Тв. дочь

P.S. Он сильно вырос.

(Мама иногда утверждает, что я ясновидящая, на деле же я просто давно сообразила, что в разговорах с ней легче обойтись без преамбул.)

P. P. S. У меня нет ни одного платья.

Все лучше, чем попасть на свадьбу к персонажу из прошлого и его соцработнице, — впрочем, кто же сказал, что они собираются пожениться, а потом я к тому же сообразила, что я — последний человек, которого пригласят на эту свадьбу. Я выключила компьютер и для пущей надежности выдернула вилку из розетки. Пошла наверх готовить завтрак.

Детям я сварила яйца «в мешочек» и нажарила в тостере хлеба. Тостер достался мне вместе с домом. Сделан он был во времена Веры и Владимира — кругловерхий, как современный трейлер, с электрическим шнуром в затертой матерчатой оболочке.

Себе я попыталась соорудить «полезные блинчики». Мысль была не слишком здравая, но сообразила я это, только когда засунула венчик блендера в стакан, содержавший одно-единственное яйцо и горку ростков пшеницы. Ростки разлетелись по всей кухне, осев на тостере и моих босых ступнях. Сама не понимаю, что сподвигло меня готовить такой завтрак — желание полить сиропом нечто, полезное для здоровья?

Хотелось бы мне быть одной из тех, кто ест строго индивидуальный, отмеченный печатью личности завтрак. Для меня завтрак — начало каждого из моих совершенно непредсказуемых дней. Понедельник: кто я нынче? Яйцо всмятку. Вторник: кто я теперь? Мюсли. И так далее.

Для Владимира небось каждое утро начиналось с хорошего Вериного кофе и булочки с вареньем — все это легко и стремительно перетекало в тщательно спланированный день, полный литературных трудов.

За завтраком я рассказала детям, что их бабушка собралась замуж. Пришлось подробно объяснить Дарси, в чем состоят обязанности девочки, которая несет за невестой букет. Она бросилась к себе в комнату, и я осталась наедине с Сэмом — убирать посуду и допивать вторую чашку чая. Старательно отгоняла мысль, что выходные стремительно пролетают и уже совсем скоро детей у меня заберут.

Сэм притащил стопку своих кулинарных книг на стол и просматривал их одну за другой.

— А ты все делаешь так, как они пишут? — поинтересовался он, переворачивая страницы книги «Голого повара» Джейми Оливера.

— Я читаю рецепты, а потом готовлю так, как мне нравится. — Я всегда стараюсь говорить своим детям правду.

— А я бы не хотел есть то, что приготовил голый человек, — заявил Сэм, и я с ним согласилась. — И вообще, он может обжечься. — Сэм, как и его отец, чрезвычайно практичен.

— Давай тоже напишем кулинарную книгу, Барб, — предложил Сэм. С тех пор как я от них уехала, он перестал звать меня мамой. — С каким-нибудь завлекательным названием, вроде «Готовьте с удовольствием», только не совсем так.

Снаружи мимо окна протопала Дарси. Под зимней курткой на ней было длинное черное платье. Моей тушью для ресниц она нарисовала себе брови высоко на лбу. К груди она прижимала охапку каких-то сучков — разламывала их и широкими жестами разбрасывала по снегу.

— Чего это она? — поинтересовался Сэм.

— Думаю, готовится к бабушкиной свадьбе, — ответила я. — Ей там предстоит нести и разбрасывать цветы.