Золотое сечение Иуды - Валерий Ламзов Страница 14

– О, это по-нашему. Я его понимаю, – одобрил Сергей Арнольдович.

– У Леонардо были странные увлечения, – продолжал Иуда. – Бывало, поймает крысу, обязательно препарирует ее, изучит – что у нее там внутри? Очень было ему интересно, что и из чего состоит. То же самое он делал с несчастными мышами, лягушками, кошками и даже с собаками и птицами. А что он творил с ящерицами? Помню случай: поймал две ящерицы. Одну, что называется, разобрал на мелкие детали, из кожи сделал крылья и пришил к другой, и непросто пришил, а наполнил их ртутью. Затем посадил в большую банку и показывал несчастным преподавателям, которые при виде этого чудовища падали в обморок. Заметив эти увлечения сына, отец серьезно был напуган. Мальчик растет, а хобби у него, мама дорогая. И Пьеро отправил сына в художественную школу на полный пансион, где Леонардо проявил недюжинный талант. Безусловно, он был с определенными странностями. Вот, например, он писал левой рукой, но не так как пишут обычные люди, которые являются левшами, а справа налево, при этом буквы у него были написаны «вверх ногами», то есть прочитать его рукопись можно было только с помощью зеркала, поставленного напротив. Но… – Иуда сделал паузу и посмотрел на Ванина. – Когда ему надо было написать что-то необходимое по жизни, ну, например, деловое письмо, он делал это как положено, как все нормальные люди. Зарекомендовав себя в аристократических кругах великолепным живописцем и изобретателем, он, кстати, не слыл эрудитом. У него была проблема – он никак не мог освоить латынь, но авторитет и доверие к его суждениям были непререкаемыми. Когда я с ним познакомился, его имя уже гремело. В Италии, во Франции не было ни одной аристократической семьи, в которой бы не мечтали иметь его работы. В то время у бомонда, так, по-моему, сегодня у вас называют аристократов, была мода на портреты.

Ванин согласно кивнул головой, а про себя подумал: «Задолбал, историк хренов. Отвечал бы по делу».

– Потерпите еще чуть-чуть. Я скоро закончу эту тему, – словно услышав мысли Ванина, успокоил его Иуда и добавил, – дальше будет самое интересное. Так вот, – начал он, – как я уже говорил, в то время у знати большой популярностью пользовался портрет. А у Леонардо именно портрет получался всегда на зависть его коллегам изумительно.

В те дни он заканчивал работу над «Мадонной с горностаем». Удивительное произведение. Вы, надеюсь, видели? – поинтересовался Иуда и продолжил, не дожидаясь ответа. – Леонардо торопился с окончанием работы, так как по договоренности с людьми Пантифика должен был заниматься росписью базилики Святого Петра в Ватикане. Но как это часто бывает с обещаниями великих мира сего, они его не сдержали и пригласили на эту работу других мастеров. Леонардо пребывал в смятении. И потом он отказался от целого ряда предложений ради работы в Ватикане. Но ведь надо было на что-то жить и кормить своих помощников.

И неожиданно для себя Леонардо получает заказ от доминиканских монахов написать «Тайную вечерю» в помещении трапезной монастыря Санта Мария дель ла Грациа в Милане. Таким образом, в 1495 году он приступил к работе над этим шедевром. Ему было 29 лет.

– Странно, – прервал свое молчание Ванин, явно удивленный сказанными словами Иуды. – Мне казалось, что эта работа была им сделана в зрелом возрасте?

– Нет, уважаемый Сергей, абсолютное большинство людей думают точно так же, но ему было 29 лет от роду, уж мне-то вы поверьте.

– Да уж, – согласился Сергей Арнольдович, горько вздыхая, – сомневаться не приходится.

Он уже окончательно убедился, что это не сон.

– Леонардо взялся за заказ монахов с каким-то нечеловеческим рвением. До него было написано великое множество «Тайных вечерь». Но ему хотелось сделать нечто особенное, неповторимое. К сожалению, у него ничего не получалось. Сама концепция картины никак не могла зародиться в его мозгу такой, какой мы ее с вами знаем теперь. А тогда ничего не выходило.

Писал он ее ужасно тяжело. А сколько краски перевел. Я за всем этим наблюдал со стороны, и мне было жаль смотреть на этого человека. Он иногда сутками сидел на воде и хлебе, а бывало вообще ничего не ел. Иногда бросит все, пойдет другими делами заниматься, и вдруг срывается как угорелый, бежит к своей фреске и начинает что-то убирать, что-то заново рисовать, чиркать, мазать. Исхудал, под глазами синяки. Помощники его с ног валятся. Идея у него уже начала зарождаться. А суть ее заключалась в том, что никто из участников «Тайной вечери» не смотрит на нас с вами. – Иуда подошел к картине. – Обратите внимание, уважаемый Сергей, они все увлечены, возмущены словами, произнесенными Иисусом: «Один из вас предаст меня». И еще, – продолжал Иуда. – На прежних изображениях «Тайной вечери» или вообще не изображали меня, или где-то в уголке пристраивали, как христопродавца. Но главное не в этом. Леонардо впервые применил в этой работе эффект фотографии. Иными словами поймал мгновение. Не всякому фотографу такое удается. А здесь – художественное полотно и мгновение жизни. Возможно самое великое мгновение.

Иуда умолк. Ванин с нетерпением ждал продолжения. Ему становилось все интереснее. Безразличия как ни бывало.

– До Леонардо меня пытались всегда изображать отдельно от учеников мессии. Чаще вообще изображали одного, в лучшем случае с тридцатью серебряниками, в худшем – повесившимся на суку. Уже на каких только суках я не висел: и на березовом, и на осиновом, и на ольховом. Кому как больше нравится. Леонардо не писал, он жил в этой картине, и был первым, кто изобразил меня равным среди всех учеников Иисуса. – Иуда замолчал, а потом неожиданно добавил: – И вот что интересно, картину свою Леонардо пишет через 1500 лет после свершения действия, изображенного на полотне, представляете?

Ванин слушал не моргая.

– А людям кажется, – продолжал Иуда, – что это происходит во время Леонардо. Это у него все получится потом, но тогда, когда он начал ее создавать, мучился он, конечно, страшно. Я забежал немножко вперед, поэтому вернусь к начальной стадии – как все происходило, по этапам. Не будете возражать? – спросил он Ванина.

– Нет, – отозвался Ванин.

Он подошел к камину и стал подбрасывать березовые поленья.

– Хорошо, – довольно воскликнул Иуда. – Люблю тепло.

– Может еще по рюмашке опрокинем? – спросил его Ванин.

– Прекрасный напиток это ваша русская водка. Трудно устоять. Давайте рюмашку, – довольно согласился Иуда. – Опрокинем.

Выпили. И он продолжил:

– Как вы понимаете, писать лица апостолов – совсем непростое дело. Леонардо их в лицо отродясь никогда не видел. Так вот, он эти образы искал на рынках, в харчевнях, среди нищих, обездоленных людей. Для художников это занятие во все времена было обычным делом. Так вот, однажды Леонардо, гуляя по городу, забрел на рыночную площадь. Там жизнь кипит, гуляет, веселится простой люд. И вдруг в сточной канаве разгуливающий Леонардо видит пьяного забулдыгу, который лежит там весь в грязи, в нечистотах. Но Леонардо этот пропащий пьяница приглянулся. Он, видите ли, захотел с него писать мой образ.