Найти Элизабет - Эмма Хили Страница 14

– Она исчезла, – громко говорю я.

В трубке слышен треск от его дыхания.

– Кто это? – спрашивает Питер. Его голос звучит неприятно и резко.

– Меня зовут Мод. Я подруга… Элизабет, – отвечаю я. – У меня есть ваш номер, и я немного беспокоюсь за вашу мать.

– Какого хрена, в разгар ночи!

Смотрю на часы над газовым камином. Три часа. Это не дневное время.

– Извините, – говорю я. – Я сейчас неважно себя чувствую. О боже, еще раз извините. Я больше не буду вам докучать. Пока с Элизабет будет все в порядке.

Голос в трубке звучит сдавленно и сонно.

– Я уже разговаривал с вашей дочерью. С мамой все в порядке. Я сейчас положу трубку, хорошо?

На другом конце линии раздается щелчок, и наступает долгий пульсирующий сигнал. Он положил трубку. Я быстро беру ручку и пишу: «Сын Элизабет говорит, что с ней все в порядке. Сказал по телефону «какого хрена», – добавляю я, не уверенная в том, почему это показалось мне важным.

Осторожно кладу телефонную трубку на место. Ловлю себя на том, что думаю о миссис Уиннерс. Я уже много лет не вспоминала о ней. Она была первым человеком на нашей улице, у кого появился телефон. Телефонный аппарат был красивым и массивным, с деревянной полированной подставкой. Она так гордилась им и всегда становилась у окна, когда «телефонировала», чтобы все могли ее видеть. И если вы проходили мимо, махала рукой и показывала на трубку – разговариваю, мол. Она по малейшему поводу приглашала людей к себе и предлагала воспользоваться аппаратом, и я была удивлена тому, как много всего миссис Уиннерс могла выяснить по телефону. Не только новости о ее семье – она постоянно рассказывала о своей кузине из Торки и сестре из Донкастера, – но о жизни в городе, соседях, о войне. Казалось, что по телефону можно узнать все, и я всегда задумывалась о том, с кем она беседовала и как она только запоминает всю эту информацию. Иногда я приходила домой из школы и заставала ее на кухне вместе с мамой. Они пили чай и обменивались сплетнями, а я сидела рядом и слушала, снова и снова наполняя по маминой просьбе их чашки.

Я откладываю в сторону мои записи и завариваю себе чай. Я делаю это не очень часто, потому что чай нередко бывает коварен. Но на этот раз я помню, что надо сделать: сперва подогреть воду, а потом бросить в фарфоровый заварочный чайник три ложки заварки. Поскольку чай предназначен мне одной, я уношу его в гостиную и ставлю на кофейный столик, затем грею о чайник ладони. Пар поднимается вверх и касается моего подбородка. Ощущение это ни с чем не сравнимое, до боли знакомое, но я забыла, с чем оно связано. Пытаюсь не двигаться, надеясь вспомнить, но на память мне приходит лишь то, как отец кидает что-то в стоящий снаружи мусорный бак.

Я принесла в гостиную стеганый чехольчик для заварочного чайника. Его мне подарила Элизабет, но я им никогда не пользовалась. Он кажется мне уродливым, и я опасаюсь, что клочки ваты из него попадут в чашку. Не хотелось бы пить чай, превратившийся в густое варево из ваты. Стеганый чехольчик самой Элизабет – почти такой же, но я точно помню, что у моей подруги никогда не было в чае ваты.

– Я уже выпила весь избыток ваты, – призналась она как-то раз. – И теперь она застряла где-то в моих внутренних органах.

Я завариваю для нее чай каждый раз, когда прихожу к ней домой, и она напоминает мне о том, как это делается, если я вдруг забуду. По ее словам, для нее это непозволительная роскошь, потому что она слишком слаба и ей самой не удержать в руках даже чайник для заварки. К ней приходит социальная работница и иногда делает ей чай. Но эти работники вечно куда-то торопятся, так что она успевает выпить не больше одной чашки, а налить себе новую после их ухода уже не может. И, конечно, Питер ничего для нее не делает. Просто когда очередной раз навещает ее, то выкладывает на стол покупки и уходит.

По словам Элизабет, он обычно почти не разговаривает с ней и большую часть времени проводит в другой комнате, в кухне или в теплице. Сын злится на то, что она безвылазно сидит в доме весь день и что просит его с ней побыть. А недавно Элизабет сообщила мне еще кое о чем. Она пожаловалась, что Питер говорит ей неправду. В доме начали пропадать вещи, и он стал ей лгать. Жаль, что я не запомнила подробностей. Снова перебираю свои записки.

«Сын Элизабет говорит, что с ней все в порядке». Почему-то я не чувствую уверенности. Беру стеганый чехольчик, надеваю его на заварочный чайник и аккуратно расправляю. Мне наплевать на вату. Сейчас почти четыре часа утра, и я в любом случае не буду пить чай.

В следующие после исчезновения Сьюки дни мы перестали есть и пить. И почти не разговаривали. Родители в моем присутствии хранили молчание, но однажды я подслушала их разговор, когда они думали, что меня нет рядом и я их не смогу услышать. В нем несколько раз упоминалась полиция.

Однажды в воскресенье мы сидели в кухне, ели нашу скромную трапезу и не смотрели друг на друга. Когда за окном начало темнеть, отец встал и сказал:

– Пошли. Нужно расспросить соседей.

Он надел куртку и открыл для меня кухонную дверь. Помню, я бросила взгляд на маму, оставшуюся сидеть за столом. Она даже не подняла головы и не посмотрела нам вслед. Она уже разговаривала с соседкой Сьюки, женщиной, которая ходила в ту же бакалею, что и мы, но та сказала лишь то, что тут в округе сейчас полно странных людей.

– Кто знает, может, им что-нибудь известно, – произнес отец, когда мы шли к дому Сьюки.

Двери в прачечную были открыты, и было что-то пьянящее и роскошное в запахе мыла. Но это был фальшивый запах, который каким-то образом отдалял нас от моей сестры. Отец постучал в дверь. Та быстро открылась, как будто хозяин дома все это время стоял за ней.

Наружу высунулась голова.

– Да?

Голова была какая-то растрепанная, и из дома доносился мерзкий, просто отвратительный запах, забивавший запах прачечной.

Отец прочистил горло.

– Я надеялся… я хотел спросить… – начал он и замолчал, набирая в легкие воздуха. Кирпичный дверной проем оброс мхом, и я провела ногтями по его важной мягкой поверхности. – Я ищу Сьюзен Палмер, – продолжил он и поправился: – То есть Сьюзен Джеррард. Она живет в двадцать пятом доме. Вы ее не видели?

– Никогда не встречал, – человек встряхнул немытой головой. – Она что, пропала?

Отец кивнул.

– Кто она вам?

– Дочь, – ответил отец.

– Понятно. Фрэнк сейчас в двадцать третьем доме, и с ней все в порядке, если она с ним. Я так думаю.

– Его тоже там нет.

– Тогда не знаю. Он, наверное, захватил ее с собой в очередную поездку, – и человек улыбнулся щербатой улыбкой.

Отец снова откашлялся.

– Она бы сказала мне. Ведь они женаты, – сказал он. – Она бы сказала, что собирается с ним куда-то уехать.

– Так они женаты? – В голосе незнакомца прозвучало разочарование. – Тогда даже не знаю, чем вам помочь.