Великолепные руины - Меган Ченс Страница 14

Я онемела от удивления. Что бы я ни ожидала услышать в ответ, но точно – не это! И слова тети опять не совпадали с историей матушки. С другой стороны… Разве мама мне когда-нибудь рассказывала о том, как они с отцом познакомились и сколько времени провели вместе? Нет, никогда! Отец вполне мог оказаться ее «мимолетным увлечением». Но я-то пребывала в уверенности, что он был ее самой большой любовью. Если вообще не единственной. Матушка так и не вышла замуж. И ни разу – ни словом – не обмолвилась ни о каком другом мужчине. Это сбивало с толку. Я погрузилась в раздумья. Но прежде чем смогла что-то сказать, тетя Флоренс промолвила:

– Люди часто принимали нас за двойняшек. Мы с Шарлоттой были очень близки…

Еще одно странное заявление. Очень близки? Но все же не настолько близки, чтобы упоминать друг о друге в семейном кругу. Матушка даже не включила сестру в свой рассказ о выставке, назвала ее «одной женщиной»… Мой разум отказывался все это воспринимать. «Пожалуй, лучше послушать, что еще скажет тетя!» – решила я.

– Что между вами произошло, тетя Флоренс?

Ее взгляд стал пугающе напряженным:

– Я потеряла свою сестру. Хорошо хоть – ее дочь со мной рядом. Теперь, когда ты у нас, мы можем часто чаевничать вместе. Хотя бы раз в неделю. Мы просто должны…

И это то, чего хотела я! Это был шанс все прояснить, узнать правду. Я не могла не обрадоваться. И вместе с тем мной овладела удрученность – от таких резких поворотов в нашем разговоре.

– Я буду счастлива видеться с вами, тетя.

– Ты можешь мне доверять, уверяю тебя.

– Да, конечно.

– Мне не хотелось бы разочаровать сестру.

Опять такие странные слова! Я вообще не уловила их смысл. Но опять решила, что мне еще представится время надо всем поразмыслить. Я думала, что мы еще не раз встретимся с Флоренс за чаем. И поэтому, услышав небрежный стук в дверь, подавила нетерпение и отложила все свои вопросы на потом. В комнату вошла служанка – снова Шин! В то время я еще мало что знала о прислуге, и мне не показалось странным, что Шин прислуживала сразу трем женщинам: Голди, мне и тете.

– Вы звали меня, мэм?

Тетя Флоренс нахмурилась:

– Я? Звала? Не помню такого…

– Вам пора принять лекарство, мэм, – вынула из своего кармана пузырек китаянка. – Лучше всего добавить его в чай.

Быстро придвинув к себе чашку, тетя Флоренс прикрыла ее рукой:

– Нет. Я не хочу его принимать. Не сейчас. Мне нужно поговорить с Мэй.

– Мэм, вы же знаете, вы должны выпить лекарство сейчас. Так доктор говорит.

– Доктор… – В тоне тети Флоренс послышалась неуверенность; ее дрожь усилилась.

Я повернулась к Шин:

– Ты можешь оставить лекарство мне. Я прослежу, чтобы тетя его приняла.

– Его необходимо принять сейчас, – уперлась китаянка.

– Да, но…

– Давайте, мэм, – вытянула руку китаянка, и мой взгляд снова устремился к жуткому пеньку недостающего пальца. – Мистер Салливан узнает, если вы его не примете.

Тетя Флоренс резко переменилась:

– Да, конечно. Спасибо.

Как послушный ребенок, она передала свою чашку на блюдце служанке. Та отсчитала капли (настойки опиума, как предположила я, памятуя рассказ Голди). И вернула чашку тете, ласково добавив:

– Благодаря этому лекарству вы почувствуете себя лучше.

Тетя Флоренс покорно сделала глоток. И ненадолго закрыла глаза. А я в нетерпении ждала, когда Шин удалится. Но служанка не ушла, а отступила к камину и застыла там в ожидании. От ее молчаливого, но очевидного присутствия у меня на затылке зашевелились волосы. «Она либо вообще не глядит на тебя, либо смотрит слишком пристально».

Тетя Флоренс отпила еще глоток:

– Ты не хочешь съесть сэндвич… или пирожное, моя милая? Не понимаю, почему повар наготовил столько еды для нас двоих…

Но только ли для нас двоих? Тетя не могла знать, присоединится к нам Голди или нет. Или она знала? Может быть, она так специально спланировала, чтобы поговорить со мной без дочери? Желая ей угодить, я взяла сэндвич и откусила кусочек. Начинка мне понравилась – очень вкусный яичный салат.

Тетя Флоренс хлебнула еще глоток чая. Ее руки перестали трястись. Губы медленно изогнулись в мечтательной улыбке:

– Ник покатает тебя после обеда по Сан-Франциско. Ты посмотришь наш город.

Я глянула на часы. Обеденное время давно миновало; было уже начало седьмого.

– Вы очень добры ко мне, тетя, но я уже… Я хочу сказать… Голди уже показала мне город. Мы ездили за покупками.

– За покупками? – По тетиному лицу пробежала тень; ее глаза потускнели. – Но я полагала… Джонни сказал… А Шарлотта одобрила?

Похоже, опиум подействовал. Или проявилась та спутанность сознания, о которой упоминала кузина. Я с сочувствием (но и с разочарованием тоже) отложила в сторону сэндвич и как можно мягче сказала:

– Ее нет, тетя Флоренс.

– Она уже уехала в Ньюпорт?

Насколько я знала, ноги моей матушки в Ньюпорте никогда не было. Там проводили лето богатые ньюйоркцы.

– Нет, тетя Флоренс. Мама умерла два месяца назад, вы разве не помните? И теперь я буду жить у вас.

Тетя в замешательстве насупилась, потом облизала губы:

– Ах, да-да, помню. Какой была ее кончина? Надеюсь, мирной?

Я не имела никакого представления о последних минутах жизни матушки. Ее сердце отказало, когда она возвращалась домой, получив плату за сдельную работу. Матушка упала прямо на улице, и врача к ней вызвал случайный прохожий. Но доктор затруднился ответить на мои вопросы: «Я могу лишь предполагать, мисс Кимбл. Скажите себе, что она умерла быстро, не мучаясь, если это вас утешит. Может, так и было. Я не могу ни подтвердить это, ни опровергнуть».

– Да, она ушла мирно, – сказала я. – Голди говорит, что матушка написала вам письмо перед…

– Я волнуюсь за Шарлотту. Они никогда не была сильной.

Еще одна нестыковка – мнение тети о матушке противоречило моему опыту. Мама была решительной, непреклонной и непоколебимой в своих убеждениях, самым прочным из которых была ее вера в доброту других людей. Я никогда не думала, что тоже буду заведомо считать других людей добрыми и порядочными. Но зачастую… мы себя не знаем.

– Я всегда была ее поддержкой и опорой, – тихо, словно размышляя вслух, продолжила Флоренс. – Шарлотта во всем на меня полагается. Иногда это немного тяготит. О ней кто-нибудь заботится, пока ты здесь? – медленно моргнула тетя, явно пыталась удержать цепочку своих мыслей.

Мое сердце сжалось от жалости к ней. И в то же время мне сделалось грустно. Грустно за себя, потому что стало очевидно: ответов на свои вопросы я этим вечером не получу.