Хорошие собаки до Южного полюса не добираются - Ханс-Улав Тюволд Страница 14

День у фру Торкильдсен задался, и она утверждает, будто это благодаря мне. У меня лично день получился какой-то сумбурный, и я бы сказал, что виновата в этом фру Торкильдсен. Мнения у нас тут сильно разнятся, но расскажу, как все складывалось. С утра, насколько я помню, положение вещей можно было бы охарактеризовать как обычное. Яйца, молоко, хлебцы и кофе. И в газетных некрологах ни единого знакомого. Задним числом вынужден признать, что фру Торкильдсен напустила на себя чуток загадочности.

– Сделаем-ка бутерброды в дорогу, – сказала она, – потому что день будет долгий.

– По-моему, отличная идея, – сказал я.

Увлекшись мыслями о еде, я не удосужился спросить фру Торкильдсен, с чего это день у нас будет долгий. Мечты о лакомстве, которое готовит мне грядущий день, были ответом на все мои незаданные вопросы.

Поэтому когда мы – я и фру Торкильдсен – уселись в Туннельный поезд, я еще не сомневался в своем ближайшем будущем. К счастью, в Туннельном поезде не оказалось ни маленьких детей, ни собак и даже чужих ног было мало, поэтому я наслаждался поездкой. По крайней мере, пока фру Торкильдсен неожиданно не вскочила и не потянула меня к дверям. Поезд, судя по всему, притормозил, мы вышли и очутились в каком-то помещении. Однако едва я успел втянуть носом сложный и многогранный запах, как фру Торкильдсен как-то чересчур уверенно потащила меня наверх. Через секунду мы уже были на улице. Улица напоминала бурлящий котел – если смотреть с высоты человеческих коленей.

Фру Торкильдсен, не обращая внимания на толпу, шумные машины, отвратительные газы и какофонию звуков, способную привести в ужас любую собаку, целеустремленно вела нас вперед, пока мы не добрались туда, куда ей надо было. До ничем не примечательного клочка асфальта. Там фру Торкильдсен вдруг остановилась.

Почему она встала на таком месте, где стоять было в высшей степени неприятно, я не понял и на миг усомнился в том, что фру Торкильдсен и впрямь ведает, что творит, но тут она в очередной раз поразила меня своей способностью предсказывать будущее. Возможно, она почуяла, что я слегка разнервничался, потому что именно тогда, когда мне стало совсем невмоготу, она наклонилась, погладила меня по голове и сказала:

– Сейчас на автобусе поедем, Шлёпик.

Она еще не договорила, как прямо перед нами притормозил красный автобус, и фру Торкильдсен, держа в одной руке сумку на колесиках, а в другой мой поводок, поднялась по ступенькам и уселась на самом заднем сиденье. Я даже и не думал залезать на соседнее сиденье – во-первых, высоко, а во-вторых, наверняка и запрещено.

Автобус останавливался, выплевывал людей, ехал дальше, снова останавливался и выплевывал людей, и снова, пока мы с фру Торкильдсен не остались там единственными пассажирами. Наконец фру Торкильдсен объявила:

– Вот и наша остановка!

– Наша? – не понял я.

– Мы выходим, – пояснила фру Торкильдсен.

Мы вышли из автобуса – я, фру Торкильдсен и сумка на колесиках – и куда-то двинулись, обдуваемые ветром с моря, который на поверку оказался страшнее, чем я себе представлял. Я вспомнил слова Майора о том, что я создан для охоты на уток. Может, и так, но не в такую погоду.

Тем не менее целью нашей поездки в этот день было не лежащее перед нами вспененное море, а здоровенное здание, вообще не похожее на здание. Покатая островерхая крыша вырастала прямо из земли и впивалась в небо над нами. Мне от этого вида стало как-то не по себе, но почему именно, я сказать не мог. Просто-напросто плохая энергетика, вот и все.

– А с собаками-то сюда пускают? – поинтересовался я.

Фру Торкильдсен не ответила – она молча свернула на ведущую к входу тропинку и не спеша зашагала вперед. Сумка на колесиках поскрипывала, скрип-скрип, и совсем скоро я увидел висящую на стеклянной двери картинку:

– Нам сюда нельзя, – сказал я почти испуганно.

– Не городи ерунды, – бросила фру Торкильдсен.

Она, похоже, не заметила этой отвратительной картинки. Та фру Торкильдсен, которую я знаю, ни за что не вошла бы в дверь с такой табличкой, однако если уж она проделала такой долгий путь, то будет странно останавливаться только из-за меня. Я искал выход из положения.

– Я лучше тут подожду – свежим воздухом подышу, – предложил я и попытался сострить: – Погода сегодня такая, что хороший хозяин непременно собаку на улицу выгонит. Вы меня привяжите вот к тому забору, и я спокойно и мирно дождусь вас, пока вы туда сходите и… А кстати, вы зачем сюда приехали?

Фру Торкильдсен меня по-прежнему не слушала и тянула за собой вместе с сумкой на колесиках. Мне сделалось неловко: я попал на территорию, где – и я это знал – мне не рады, и будь у меня возможность стать невидимкой, ни одна живая душа обо мне не догадалась бы.

Мы подошли к стойке, за которой сидел мужчина – относительно молодой, но почему-то без шерсти на голове. Пахло от него лимоном, и коноплей, и тем же самым, что росло у Майора внутри. Фру Торкильдсен улыбнулась – любезно, как она одна умеет, поздоровалась и попросила билет со скидкой для пенсионеров.

– К сожалению, с собаками сюда заходить не разрешается. Приношу свои извинения, – сказал мужчина.

Обидное содержание этой фразы настолько шло вразрез с вежливым тоном, что мне сделалось еще более неловко.

– Вот видите, – сказал я фру Торкильдсен, отчасти укоризненно, – к тому же он извинился. По-моему, вам лучше смириться с этим, фру Торкильдсен.

– Но это собака-поводырь, – сказала фру Торкильдсен мужчине за стойкой.

– Поводырь? – переспросил он, а затем встал, перегнулся через стойку и посмотрел на меня. Я же готов был сквозь землю от стыда провалиться. Какого поведения от меня ожидали, я не знал, поэтому слегка вильнул хвостом, медленно и осторожно.

Но едва хвост у меня дернулся, как я подумал, что это, наверное, непрофессионально, что собаки-поводыри, возможно, хвостом не виляют – по крайней мере, на работе, поэтому вилять я тотчас же перестал и от этого почувствовал себя еще глупее. Мужчина долго разглядывал меня, после чего перевел взгляд на фру Торкильдсен. – Вы слабовидящая? – поинтересовался он.

Фру Торкильдсен рассмеялась:

– Вовсе нет. Думаю, из Шлёпика вышел бы довольно скверный поводырь для слепых, и тем не менее эта собака – мой поводырь. Она чувствует, когда я заболеваю, поэтому без нее мне бывает очень плохо, – сказала она.

Вообще я терпеть не могу, когда меня называют «она», но хоть меня и забраковали как поводыря для незрячих, обрадовался, услышав ее слова. В то же время я слегка удивился, когда меня окрестили собакой-поводырем. Могла бы и раньше мне это сказать.

– Ну что ж, – заговорил мужчина за стойкой, помолчав, – сегодня у нас тут спокойно… Но с поводка ее не спускайте.