Лестница на шкаф - Михаил Юдсон Страница 134

— Поздненько опомнились, Бо, — строго заметил Ил. — Спохватились! Переборщили с вареньем! Все уже хороши мертвецки… Панихиду впору…

У самого Ила тоже кружилось в глазах. Так, скажем, пиит чудился ему с головой ибиса — как с картинки в «Птичьей агаде». А бредовая радость этого бутербродского пиита: «Жив Сад-Окиян!» вовсе не украшала досточтимого Яллу Бо.

Тот, перверсификатор, уселся на Столе поудобнее, подложив под себя руки, и с каким-то новым интересом оглядел Чертог.

— Гостеприимное заведение, — заявил он одобрительно. — Прямо-таки Абрамо-Саровская обитель. Термы Франка. Прелестно. Внешне и внутренне, вешне и утренне. Очхршо. Только запасного выхода из этого элизиума что-то не вижу. На всякий пожарный. А как вдруг звезды не лягут — да Кормилец из странствий нагрянет? Гортанно хрипя: «ИТК!..» С охоты олень!.. Ввергнут, глядь, всех в Бурную башню, прямиком к дворцовому кастрологу…

Общество, примостившееся на полу, заволновалось:

— Да-а, отобедали называется, встретили субботку… Щас закуют!

Пужали боязливо:

— Вот заявится Кормилец полорогий и заорет обурело: «Разврат у врат! В острог отправить! По кастам рассадить на цепь и дать касторки!»

— И фонтанчик с испугу не пустишь… Ершист по сей день! Острогой пригвоздит!

— Лишь узреет шумство — ишь кутят, лишаястые! — мигом вышвырнет за порог, как кутят… Крутенек! Рога, как на жертвеннике…

— Вылезет заспанный, на груди пятна зеленые — Кастор из дупла!

— Ворвется сноровисто с криком, будто Ссущий-в-кустах-который-Грядет — всех пошлет в путь Зуз враз!

— За Цфат загонит! Поднимет на рога, я полагаю. На уши поставит!

— С него станется… Посмотрит, жмоц, что все выдули — четырежды четыре бокала вина — возьмет обидится, сольет себе остатки, накатит стакан, и попрут нас из Дворца ступеньки пересчитывать. Тому хорошо, кто летать умеет. А я, к сожалению, бездарь, безптичье…

— Нам — покаянные рубахи, нам — свечи зажигать и выть!

— И держать тоже. Не поможет. Знаю я его, Кормилу. Вломится внезапно внаглую, ряженый — вроде как супруг богини, злой разлучник. Фобии наружу… Накроет Стол с поличным! Откинет полог! Ему и праздник не в указку — один хрен плен колен — полено! Феб фебом… В руках, конечно, лук тугой из рога тура, филоктетово пропахший, колчан амурского картона, чемоданчик фибровый. Ну, нимб-жестянка блином набекрень. Нимрод в оленьей шкуре! Тут главное доминанту уловить — Сварог с командировки, а Кипарис в шкафу! Сразу — крючок на дверь. Пойду я от соблазна…

— У Чертога этого — золотые стенки, и дадут поэтому нам под зад коленкой…

— Сильно! Верно! Умно!

— А видели вы во дворе дома среди клумб неприметную каменную нору в земле, заросшую травой и закрытую решеткой — гостевой карцер? Туда в конце празднеств непременно некоторых сажают. Сидят, скребутся…

— Успокойтесь, уманы, ша, Кормилец не воротится. Этого парня, как бы это выразиться, уже нет в городе. Вестимо, он давно ушел туда, где несть печали, в заоблачный плес, направил к берегу баркас, возлег себе в горнем Саду, в Валганне.

— Эх, Кормилец-поилец, осьмирог, на кого ж ты нас… Жалко. Добрый был жук-рогач, покладистый, развесистый, позволял жену брюхатить. Сам на священной лик супруги поднять глаза не смел… Ригорист! Сох по ней, сохатый, — рога аж ветвятся, и цвет вишни меж ними… Нарвал единорогий!

Дверь скрипнула, чуть приотворяясь. Все замерли. Вошла, вскользнула, возникла жена Кормильца — нежная Ира. Синью глаз затопила Чертог! Одета по последнему фасону — колени распахнуты, левая грудь обнажена. Ил, понимая обхождение, заслоняясь ладонью — лопни глаза! — подскочил, поклонился, лизнул руку, чмокнул деликатно в сосок. О, зацелованный весной! Ира брезгливо осмотрела распластанных гостей, грациозно переступила через храпящее в позе махи тело бабы. Накрашенная закушенная абсцисса губ красиво искривилась. Она взяла Ила за кончики пальцев и молвила:

— Как ты можешь, я не понимаю, в принципе, с этими… Пойдем, я тебе отсосу.

7

Тут дверь затрещала, не вынесла, поддалась, одна створка слетела с петель, и ввалилось Нечто огромное, очкастое, жирное, курчавое, в тапках — Кормилец!

— Гля-ядь!

Народ ахнул и заметался. Чудовище, оказавшееся на удивление подвижным, теряя спадающие шлепанцы, гонялось за человечками по Чертогу и крепкими пинками вышибало их за дверь. В ништо! Ира незаметно ушмыгнула куда-то, шепнув:

— Береги себя, милый йехудик… Я тебе потом звоночек сделаю.

Ошарашенные святоши нагишом сигали в окно целыми курциями, перепугано квохча «шма-а» — крылья разом прорезались, но не до конца, почему и хрякались оземь, гузном об бетон — шмяк. Слепая ласточка в Чертог, ох, навернется!..

Постепенно в помещении, кроме вороха сальных одежд, остались только Ил да Ялла Бо, в начале заварушки забравшийся с ногами на Стол. Кормилец, носорожьи поводя налитыми кровью глазами, тяжело дыша и поправляя очки, подошел к ним.

— Уже… э-э… вернулся? — выдавил пиит.

— Да я и не уезжал, упрямая вещь, — отмахнулся Кормилец. — Всем сказал, что отправляюсь в паломну на Хермон, слух пустил — кумысом лечиться, а сам в библиотеке сидел, в подвале. Нырь туда — и безвылазно, слово на отсечение. Там сплошь тишина, воздух такой… Книги кругом. Этих вот всех нет, — он обвел рукой опустевший Чертог. — Социальных животных…

Ил почтительно наблюдал за Натаном Бен-Цви по прозвищу Кормилец. Такой крупный большеголовый в массивных роговых очках господин. Рогомет, дверелом. Великий Дом. Витая золотая цепь на волосатой груди, и на цепи амулет — защитная ладошка с глазом. Прямо в прятки играть! Печальные за толстыми стеклами очков, точно нарисованные Коганом, эпигоном угловатости, — совиные, воспаленные от чтенья глаза. У него и глаза рогатые! И нос, как у филина — хоть тфилин наматывай! С виду вроде косматое неуклюжее существо с желтоватой кожей — а ведь тоже вожделеет, владеет недвижимостью, обладает женой… Да собственно симпатичная личность — книгарь, киряга. Ценитель браги и шатра, поздних тростников и ранних подорожников, исходивший версты стихов, перебирающий их четки и собирающий камни… Сдающий бутылки…

— Ты хоть рубаху накинь, — добродушно посоветовал Кормилец пииту. — И штаны бы не мешало напялить… Кости торчат… Ладно, хилые, лехаем ко мне, отдохнем. А где Ирка-прилипала, где ее вакулы носят? Впрочем, неважно. Просто оргия — и без моей жены? Оригинально-с! Скорее встретишь рогатую кошку… Может, у нее голова болит? — он недоуменно покачал головой.

По сыроватым каменным ступеням они спустились в прохладные дворцовые погреба — в библиотеку. Низкий сводчатый потолок, плавающие под ним осветительные шары. Пара старых кожаных кресел, шаткий, когда-то роскошный палисандровый столик, раздвижная лесенка у книжных полок, чтоб настигать нужный том. Скатанный в свиток дряхлый матрас в углу. Здесь было действительно удивительно тихо, и главное, озари Лазарь, книги, книги — от пола до потолка. Стеллажи лажи. Бумажки с написанным.