Незадолго до ностальгии - Владимир Очеретный Страница 13

— До сих пор не удивляло, но сейчас немного удивляет.

— Хм. Я думала, ты скажешь: «Это же так просто», — укорила его Варвара, — а потом объяснишь, в чём тут дело.

— Как видишь, не сказал, — усмехнулся он. — По-видимому, я этого просто не знаю.

— И это всё? — возмущённо удивилась она. — Давай думай, Киш, думай! А то пена осядет, и красота погибнет! — она легонько наподдала ему ногой.

— Эй, девушка, не деритесь! — Киш нащупал под водой её лодыжку и ухватил пальцами. — Мне кажется, ты сама уже всё объяснила. Организм нуждается в пище, поэтому еда нам кажется вкусной. Сексуальное влечение, которое так любят романтизировать, продиктовано инстинктом размножения. А сравнения, если они необходимы мозгу для опознания предметов, кажутся красивыми.

— Хм, — Варвара задумалась.

На всякий случай Киш погладил её по ноге и тоже зевнул.

— Не годится, — сообщила она несколько секунд спустя и покачала мокрой головой. — Какое-то некрасивое объяснение. Разве может красота объясняться некрасиво?

— Не может, — признал он. — К тому же это слишком рациональное объяснение, а красота — иррациональна, её до конца не объяснишь…

— Вот-вот: и я про это!

Киш вздохнул:

— Но тогда что же?.. Мне кажется, тут можно залезть в такие дебри, так заплести мозги, что потом ты скажешь: «Я предложила тебе прогуляться в парке, а ты завёл меня в тёмный лес и изнасиловал!»

— Представляю! — Варвара оживилась, и её взгляд азартно блеснул. — Воспользовался доверчивостью, а потом такой встаёшь и говоришь: «Кажется, мы заблудились! Забудем наши распри — теперь мы в общей беде!» А я, такая добренькая, тебя прощаю и говорю: «Не бойся, Киш, я тебя выведу!»

— Ну, если так, — произнёс он с сомнением, — я попробую. Только не знаю, с чего начать. Мне кажется, это всё каким-то образом связано с загадкой про красный квадрат.

— Про красный квадрат? Никогда о такой не слыхала!

— Её придумал мой друг художник — мы тогда отдыхали компанией на море. А потом она разошлась по миру, и через несколько лет мне её задал попутчик в самолёте… Короче: на что больше похож красный квадрат — на зелёный квадрат или на красный круг?

— Хм. Ты уверен, что это корректный вопрос?

— Это загадка о восприятии, — объяснил он. — Здесь есть несколько ответов.

— И на что же он больше похож?

— Ответ первый: в темноте — ни на что. Свет — первое условие для зрительного восприятия, и в темноте все эти три фигуры не видны.

— A-а, — протянула она, — ну если так…

— Ответ второй: красный квадрат больше похож на красный круг.

— Почему?

— Если смотреть на эти фигуры издали, откуда-нибудь с линии горизонта, то мы будем видеть лишь три крошечных цветных пятнышка. И, конечно, два красных пятна будут отличаться от зелёного. То же самое, если эти фигуры сильно увеличить. Вот представь: ты стоишь на некой красной или зелёной поверхности, конца и края не видно. У тебя просто нет шансов определить геометрическую форму этой поверхности, и тут красный квадрат для тебя ничем не будет отличаться от красного круга, а вот от зелёного квадрата — ещё как.

— А если их просто начертить на бумаге? — полюбопытствовала Варвара. — При свете дня? Не удаляя и не приближая? A-а, поняла: поскольку не существует квадрата и круга одинаковой площади, то красный круг всегда будет немного больше или немного меньше красного квадрата. И если он по площади больше, то красный квадрат больше похож на красный круг — красного будет больше, чем зелёного. А если красный круг по площади немного меньше, то красный квадрат больше похож на зелёный квадрат, так как квадратности больше, чем круглости? Или зелёности больше чем круглости, а красности меньше чем квадратности? Что-то я запуталась!

— Вряд ли это имеет значение, — качнул он головой, — разница в площадях может быть такой минимальной, что глаз её попросту не заметит.

— Тогда что же?

— Тогда ответ третий: в этом случае всё зависит не только от того, что это за фигуры, но и того, кем являешь конкретно ты. Если ты геометр, то для тебя не имеет значения цвет фигур, если маляр — их форма.

— Ну-у, — немного разочарованно протянула Варвара.

— Короче, эта загадка о том, что у нашего восприятия есть два уровня — природный и культурный. Природный — свет, цвет, расстояние, культурный — это то, что мы считаем красивым, понятным, полезным, и он зависит от среды и воспитания. Вот даже эти формы — круг и квадрат — являются культурными изобретениями, в природе они в чистом виде не встречаются. Но знаешь, что любопытно? Красоту мы определяем почти так же быстро, как свет и цвет. Если мне что-то кажется красивым, то я понимаю это мгновенно, а не путём долгих раздумий. И переубедить меня так же невозможно, как невозможно заставить считать красный цвет зелёным или тёмную комнату светлой. Здорово?

— И какое это отношение имеет к сравнениям? К тому, что облака похожи на пену, и это красиво?

— По-видимому, такое, — Киш успокаивающе погладил её лодыжку, чтобы она не вздумала снова брыкаться. — Всё это красиво только на словах, понимаешь? В реальности вряд ли кому-нибудь понравилось бы, если бы вместо снега улицы залило пожарной пеной, а на деревьях настоящие листья заменились бы лоскутьями золотой фольги. Скажу более: если бы твои живые глаза вдруг заменились бы сапфирами, я бы испугался. Хотя на словах это, может, и здорово звучит: «её глаза — чистейшие сапфиры». Ну, или изумруды. Понимаешь?

— Понимаю. И?

— Ну как «и»? — задумался он. — У меня сейчас плохо мозги соображают, надо выспаться… Я читал как-то книжку — «Семь незнакомых слов» называется. Там главные герои, он и она, проводят лингвистическую раскопку и обнаруживают, что в восприятии красоты и в восприятии речи много общего. У разных эпох и народов свои представления о красоте, но ведь и языки у народов разные: среди кого вырастешь, на таком языке и будешь говорить. Короче: эстетика в языке играет центральную роль — она задаёт норму. Например, когда кто-то коряво изъясняется или употребляет слова-паразиты, или ругается, то мы так и говорим: «Ухо режет», верно? Это оно и есть. Но норма может отклоняться не только в худшую сторону, но и в лучшую. Лучшая — собственно, и есть красота. Красота — это необычность и новизна. Когда мы привыкаем к чему-то красивому и устаём восхищаться, то для нас это уже не совсем красота, верно? Это уже норма. Поэтому если просто сказать: «Они сидели по горло в пене», то ничего такого тут нет — простая констатация факта. А если: «Они сидели по горло в пене, как на облаке» — получается необычно и красиво. Нас так раздражают заезженные сравнения: от долгого употребления они утрачивают свою необычность, и значит, их применение становится бессмысленным, а бессмыслица раздражает: зачем прибегать к сравнению, если оно не добавляет ни красоты, ни смысла?

— Хм, — Варвара снова задумалась.