Страшно жить, мама - Анна Златковская Страница 13

– Ты не знаешь, где Игорь? – спросила я одного из однокурсников Игоря, вцепившись в его куртку.

– Да к маме в Германию улетел. Пропускает пары, преподы ругаются.

– К какой маме? – я оторопела. – Он же сирота.

– Кто? – парень удивился, потом, присмотревшись, засмеялся. – А-а, так он это тебе специально сказал, чтобы понравиться. Таинственным казаться хотел.

– Как это, таинственным?

– Ну, ты что, не понимаешь? – он смутился. – Ладно, извини, мне пора.

Я спряталась на дальней парте, чтобы, если вдруг разревусь, никто не увидел моих слез. Преподаватель говорил громко, все записывали за ним, зная, что на экзамене он требовательный и дотошный и первым делом смотрит конспекты. Но я не слышала его, открыла тетрадь и смотрела в нее отсутствующим взглядом. Мне хотелось обдумать произошедшее, но я враз отупела, опустела. Впервые я увидела и почувствовала себя фарфоровой чашкой, легкой, тонкой, пустой, выпустишь из рук – разобьется.

Так не поступают, так не лгут. Зачем? Глупость какая.

Из университета домой я возвращалась пешком. Шел дождь, но это было хорошо. Капли, мокрые рукава куртки, лужи под ногами, намокающие ботинки – все это слипалось во мне, давая ощущение жизни, возможность разморозиться. Потому что я опять застыла, опять испугалась. Игорь не был любовью, но стал привязанностью, тем, кто оживил мой дом и меня в нем. Помню, как мама в ожидании звонка от Влада произнесла вслух:

– Мужчины так жестоки, а мы продолжаем верить в их исключительность. А ее нет. Но мы, вопреки всему, видим то, чего не существует. Как научиться – не видеть, не желать, не мечтать?

Я тогда замерла, в маминых словах было столько тоски.

– Но ведь у тебя есть я.

– Только ты у меня и осталась, – мама вышла из комнаты на кухню, оставив меня размышлять над ее словами.

Сейчас я шла тем же путем, пытаясь обрести мужчину, вытягивая из него тонкими нитями исключительность, которой не было, но мне очень хотелось придумать ее. «Разве это обязательно? – бормотала себе под нос. – Быть с кем-то? А как тогда? Одна?»

Одна… Ледяная метель окутала меня, словно все спрятались по домам от снежного урагана и лишь я осталась на улице. Захлопнулись двери, застыл транспорт, белое махровое полотенце упало на город, накрыв меня с головой, превратив в тонкую статую, на которую никто не обращает внимания. Колышек, человек, никто…

Покормив Блоху, я легла на диван. Мамина тень бродила по дому, отчего легкие пылинки двигались по воздуху в бесшумном танце. Я вспоминала, как мы жили с мамой в этой квартире, делали ремонт, пытались обжиться и прижиться на новом месте. Нам был чужд беспорядок и хаос, мы постоянно ругались, натыкаясь на коробки и табуретки. Трубки обоев валялись вдоль стен, инструменты, книги – все вперемешку. Мама пыталась выкроить себе место для шитья, чтобы укрыться от грязи под тихим светом абажура, перекочевавшего вместе с нами из прежней квартиры. Мы спали на полу, сделав из старых одеял матрас. Мне тогда казалось, что папина квартира никогда не станет нашим домом. Девятиэтажка с ее длинными коридорами манила обратно, ведь там было привычно все. А здесь – огромные потолки, тяжелые стены и чужой запах.

Но мы смогли приручить это пространство.

– Что со мной не так?

Игорь появился в университете через несколько недель. Он прошел по коридору мимо меня, едва взглянув. Мне осталось только упереться взглядом в его удаляющуюся фигуру, глупо полагая, что он должен обернуться. Ведь это наигранно и смешно – делать вид, что мы не знакомы. Но он был честен. Не играл. Я была. Это – прошлое. Люди умеют легко выкидывать людей. Пора и тебе научиться, девочка. Я радовалась, что это был последний год учебы.

Спустя месяц я побежала в аптеку за тестом. Две синие полоски. Взглянув на свой живот, я пыталась понять, увидеть нечто там внутри меня. Нет. Этого не может быть.

Мама покачала головой, в ужасе закатывая глаза.

– Господи, ты вообще призрак! – крикнула я в пустоту квартиры.

Перед глазами промелькнули кадры из фильмов. Героини звонили подругам, мамам, бабушкам, сообщая странную новость. Я рассказала о своей беременности лишь кошке и призраку матери. Это была моя реальность. Одинокие люди, которым некому сообщать новости, никому не интересны.