Кентавр VS Сатир - Андрей Дитцель Страница 13

Первые два дня Тимка шарахался от людей, редко открывал рот и боялся потеряться в городе. Но, как известно, лучший способ научиться плавать — оказаться совершенно одному на середине реки. И когда на третий день нашего сосуществования мне понадобилось разобрать почту и написать несколько писем, Тимка был вытолкнут за дверь: «Ты идёшь гулять! Садишься на метро и едешь в Санкт-Георг. Там много книжных магазинов, ха-ха. И гей-баров. Раньше одиннадцати вечера не возвращайся!» Якоб отправился к маме с папой. (Золотые родители Якоба, конечно, достойны отдельного рассказа, если не романа. «Существует ли в России дискриминация по признаку сексуальной ориентации?» — первое, что спросили они у нас за рождественским столом.)

Надо сказать, что у брошенного на середине реки Тимки в этот вечер прорезался английский и исчез страх большого и чужого города. На мою больную голову. Потому что юношу сорвало с катушек. В самом воздухе Санкт-Георга витал запах секса. После российских гей-заведений со скучающими бледнолицыми вьюношами, изредка перемежаемыми кавказскими профилями и одухотворёнными мальчиками-пловцами, Тимка открыл для себя смуглых бразильских мачо, иссиня-чёрных выходцев из бывшей германской Восточной Африки и совсем светлых, почти прозрачных скандинавов, загорелых австралийских фермеров… и все, все они, разумеется, хотели познакомиться со стильным русским парнем… При этом Тим всё более открыто позволял себе и ревность к Якобу: «Что ты в нём нашёл? Он и трахаться не умеет…»

Вы наверняка хотите узнать, откуда такая осведомлённость в вопросах нашей с Якобом половой жизни. Всё очень просто. Она протекала в параллельном, но прозрачном для Тима потоке. Мальчик с подоконника очевидным образом наслаждался, демонстрируя близость парню, с которым у меня что-то было до него.

В прогулках рука об руку по городу не заключалось бы ничего особенного, но они перерастали в перманентный петтинг. Дома Якоб был виртуозен и сексуален, как никогда прежде. На секс в присутствии третьего лица он раскрутил меня в первый же вечер. Вначале третье лицо сидело в двух метрах от нас за компьютером и просматривало порнуху. Но, скосив через двадцать минут глаза в сторону, я обнаружил, что Тимка пялится в выключенный монитор. На экране прекрасно отражались мы с Якобом.

Якоб застонал, прогибаясь подо мной, и, глубоко дыша, рухнул на живот. Тимка побежал в душ.

Примерно то же самое повторилось и на второй день. С той разницей, что Якоб хотел принять перед сном ванну, а я собирался присоединиться к нему, разобрав постель. Тим со скучающим видом все ещё сидел перед выключенным монитором. Я зачем-то зашёл на кухню. Шагов не было слышно. Просто одна нетерпеливая рука обняла меня со спины и начала шарить по животу и груди, а другая крепко зажала рот — так, что я не мог прошептать или промычать: «Идиот, что ты делаешь…» Я оказался прижат к подоконнику — по телу разлилась резкая боль. Конечно, он уже насмотрелся и порно в компьютере, и порно в нашем с Якобом исполнении; всего несколько движений — не может отдышаться, стирает с лица выступившие капельки пота; целует — как будто крадёт этот кусочек нежности — меня в шею и уходит обратно к компьютеру.

Располагаясь в горячей ванне с Якобом, я размышлял о том, как хорошо бы произвести из двух человек одно совершенное существо. Мимолетная близость с Тимкой озадачила и напомнила, что, несмотря на всех мальчиков-пловцов и неприятие классической музыки, я схожу с ума от его запаха и фигуры. И пожалуй, прощу ему это фактическое изнасилование. Отношения с Якобом имели, если задуматься, основу интеллектуальную. Обязательств верности мы друг другу никогда не давали. Но как себя правильно вести, я не знал.

Нужно констатировать, что в последующие дни: 1) я урывками трахался с Тимкой; 2) я трахался с Якобом; 3) Якоб урывками трахался с каким-то Marti24 из чата; 4) Тимка трахался с неграми, скандинавами и австралийскими фермерами. Но только наш с Якобом секс был достоянием информационного космоса. Все дружно делали вид, что это единственная объективная реальность, не считая, разумеется, собрания порно на компьютере.

Видимо, откуда-то с жесткого диска или графической карты они и переползли к нам.

Превозмогая рвотные порывы — Тимка спокойнее остальных, — «Ну чего вы так, обычные насекомые», — мы находили их не только в традиционном ареале обитания, но и под мышками, на ногах и простынях.

На велосипеде, в темноте под падающим мокрым снегом, я нёсся по городу в поисках дежурной аптеки. Дома всё было перевернуто вверх дном. Сейчас я бы, не раздумывая, отдал за видео этой ночи любые деньги… если только кто-то в информационном космосе занимался тогда видеонаблюдением. Мне казалось, что наступил апокалипсис. Настоящий, а не с какими-то гладом и мором. Трое голых парней носились с брызгалками по квартире, заталкивали в панике в стиральную машину невообразимое количество белья и одежды — всё, разумеется, постиралось на 90° и приобрело грязно-серый оттенок…

На следующий день мы с Якобом решили перестраховаться и обрили всё, что только можно обрить на мужском теле. Естественно, узнать о последствиях этого шага мы решили, — Google, спасибо тебе, тем не менее, — лишь после того, как операция была благополучно завершена. Многочисленные источники предупреждали об адских муках, когда волосы начнут отрастать и колоться. Так оно и произошло. Адские муки настигли нас в Берлине, где на несколько дней в нашем распоряжении оказалась огромная пустая квартира на Курфюстендамм.

В плохую погоду мы медленно потягивали вино или часами валялись в ванне. Наши прогулки продолжались в прежнем модусе — компромисс по поводу того, куда пойти, принципиально не достигался. Тимка время от времени сбегал в какое-нибудь гей-заведение. А потом как-то вдруг наступил Новый год.

В толпе у Бранденбургских ворот на каждый квадратный метр падало несколько ракет, — чуть позднее мы оказались очевидцами того самого пожара телекомпании ZDF, после которого фейерверки в центре станут куда скромнее. В двенадцать Якоб вручил Тимке камеру, чтобы тот запечатлел наш новогодний поцелуй.

Якоб намеренно затягивал. Тогда, видимо в знак протеста, Тимка сделал шаг и тоже обнял меня — впервые в присутствии информационного космоса и Якоба. Я почувствовал его руку, настырно забирающуюся под одежду; как, наконец, она обнаруживает там чужую руку — Якоб и Тимка обмениваются наглыми взглядами и продолжают дальше.

После шампанского, братания с земляками и прочей праздношатающейся публикой, пожара и перебежек по Унтер-ден-Линден Якоб стал жаловаться на скуку, усталость и холод. Мне очень хотелось пойти клубиться с Тимкой, но я уступил и поехал домой.

Вдрызг пьяный Тимка явился под утро и, пока я вылезал из постели и открывал дверь, перебудил всех соседей: «Дай денег… там таксист ждёт…»

Нам оставалось ещё несколько бестолковых дней. Тимка утверждал, что соскучился по своему пловцу, регулярно звонил ему и клялся в верности. После чего лез целоваться и говорил, что это я — самый лучший. Правда, после секса снова вспоминал, что вот его парень — это просто что-то и я не могу понять, как он по нему скучает… Потом приходил Якоб. И только в последнюю ночь все точки над йот оказались расставлены. Мы наконец валялись и кувыркались в постели втроём.