Сокровище господина Исаковица - Данни Ваттин Страница 12

• мне следует больше откладывать на пенсию;

• мне следует волноваться из‑за отсутствия постоянной работы;

• мне следует обзавестись резиновым ковриком для ванны, чтобы мои дети не ударились затылком и не умерли.

Такая привычка – это, конечно, бесценная помощь, если тебе требуется полный перечень твоих промахов, но она может и немного раздражать, если ты хочешь просто приятно посидеть с отцом за чашечкой кофе. Но сейчас отец, как добропорядочный швед во время отпуска, оставив мысли о безопасности до лучших времен, лежит сзади и отдыхает. Мне это нравится. В машине приятная и непринужденная обстановка. И становится еще лучше, когда мне, после некоторой возни, удается выключить говорящий навигатор. Впрочем, отец, как и следовало ожидать, так не считает.

— Почему ты не можешь оставить его в покое? – возмущается он, по–прежнему лежа на заднем сиденье.

— Мы доберемся и так, – отвечаю я. – Надо просто никуда не сворачивать.

— Но ты можешь хотя бы поднять стекла?

— Зачем? – спрашиваю я.

— Потому что на меня дует и с опущенными стеклами не работает кондиционер.

— По–моему, это прекрасно.

— При помощи кондиционера можно установить любую температуру. Вот это прекрасно.

— Но тогда ветер не обдувает тебе лицо.

— Я не хочу, чтобы мне дуло в лицо.

— А я хочу.

Отец издает громкий вздох.

— Почему ты вечно упираешься? – спрашивает он.

— Почему ты вечно упираешься?

— Ты первый начал. И кстати, я спросил раньше.

— Ладно, – соглашаюсь я и поднимаю стекла до половины, после чего отец закрывает глаза, чтобы немного вздремнуть.

Но из этого ничего не получается, поскольку Лео достает пакет с лакричными конфетами и осторожно засовывает две штуки дедушке в рот. Тут мой отец уже не выдерживает, ведь всей семье известна его особая слабость именно к этому виду сладостей. – Давай сюда, – требует он, выхватывает у Лео пакет и начинает с невероятной скоростью загружать в рот одну конфету за другой.

Поработав, подобно экскаватору, примерно с минуту, отец снова укладывается и, невзирая на все внешние помехи, умудряется заснуть.

Я осторожно опускаю стекла пониже, и мы в приятном темпе плавно движемся по дороге. Квидзын, куда мы направляемся, находится часах в двух езды к югу от Гданьска. О самом городе я знаю не слишком много, но, помимо Лукаша, я связывался кое с кем из сотрудников муниципалитета и историков, которые выразили желание встретиться и рассказать больше. Вопрос только в том, смогут ли они действительно помочь. С тех пор как там жил мой дедушка, все должно было сильно измениться. Тогда город был немецким, а теперь он польский. Как я понимаю, не сохранилось никаких документов с того времени, когда дедушка владел в городе магазином, а значит, доказать нашу связь с его участком земли невозможно. Это, в свою очередь, означает, что нашу операцию, какой бы вид она ни приняла, необходимо проводить втихаря.

* * *

Примерно через час отец просыпается и снова начинает жаловаться на сквозняк. Потом видит у себя на животе пакет и принимается в нем с интересом копаться.

— Но тут же ни одной вкусной не осталось. Вы что, все выбрали?

— Не мы, – отвечаю я. – Ведь конфеты лежали у тебя.

Отец смотрит в пакетик.

— Только белые батончики и лакричные лодочки, – разочарованно произносит отец. – Вы что, остальное съели?

— Там и были только батончики и лодочки, – говорит Лео.

— Вы все вкусные выбрали, – констатирует отец. – Как нехорошо с вашей стороны. Вот всегда так.

— Что ты имеешь в виду? – возмущаюсь я. – Ведь это ты обычно съедаешь все самое вкусное.

— Неужели? Значит, это я виноват в гибели "Сластены–гиганта"?

— Но я ведь тогда был маленьким, – оправдываюсь я.

— Лео, ты знаешь, что твой папаша лишил меня возможности стать первым шведским конфетным миллионером? То была моя лучшая идея. А их у меня имелось много.

— Да, но…

— Дело было задолго до появления "Короля карамели" [14], и тогда еще никто до этого не додумался. Я собирался назвать фирму "Сластена–гигант" и заказал массу пробных экземпляров. Их прислали в пластиковых пакетиках, они были замечательные. И знаешь что случилось? Твой папаша всё съел.

— Правда? – удивляется Лео.

— Всё до единой конфетки.

— Даже кислятину? – спрашивает мой сын с восхищением и удивлением одновременно. Будто не может переварить, что его, обычно такой ответственный, отец способен сначала стащить, а затем поглотить так много конфет.

— Всё, – отвечает отец. – Он отыскал всё до самого малюсенького пакетика, хотя я их хорошо припрятал. Когда дело касается сладостей, твой папаша становится роботом, идущим к цели.

— Но… – начинаю я.

— А его не стошнило? – спрашивает Лео.

— Очень надеюсь, что стошнило, – говорит отец. – Но он сказал только, что неважно себя чувствует, и твоя бабушка его, конечно, пожалела, уложила в постель и накормила куриным бульоном.

— Ловко, – восхищается Лео.

— Ловко! – восклицает отец. – Он действовал бесчестно. Особенно потому, что свалил исчезновение конфет на младшую сестру.

— Ничего подобного, – возмущаюсь я, пытаясь восстановить свою поруганную честь.

— Ты, во всяком случае, все отрицал. Прикидывался та–а-ким невинным, говорил, будто ничего об этом не знаешь. Тогда мы подумали на твою сестру. Фу, как некрасиво. В отношении конфет на тебя полагаться нельзя. Мотай на ус, Лео. Не говоря уже о том, сколько твой папаша украл спиртного.

— Спиртного? – переспрашивает Лео, которому эта беседа явно кажется все более интересной.

— Да, но… – начинаю я.

— Правда, брал он не всё, как в случае с конфетами. Нет, он доливал в бутылки воду. Наверное, думал, что мы ничего не заметим. Но под конец там оставалась одна вода. И ты еще подмешивал туда всякой дряни. В мой отличный виски.

Даже не знаю, что и сказать, кроме того, что в этих обвинениях присутствует известная доля правды. Ведь за прошедшие годы отсутствие у меня должного стиля при потреблении алкоголя возмущало не только отца. Оно глубоко шокировало маминого кузена Габи из Израиля, с которым мы в последний раз виделись, когда он приезжал в Швецию прошлым летом. Этого мужчину всегда узнаёшь или, вернее, слышишь издали, поскольку его отличает очень своеобразная манера здороваться, которую ни с чем не спутаешь. Как, например, в тот раз, когда мы были на барбекю и только собирались взять себе еды, как мирную беседу присутствующих, подобно вонзающемуся в фаршированную рыбу кухонному ножу, пронзил громогласный голос с израильским акцентом: