Бунтарка. Клиент всегда прав? - Бенуа Дютертр Страница 12

Шли годы, неся успехи в учебе и разочарования в остальном. В двадцать лет Элиана больше не верила ни в политику, ни в чувства. Поступив в университет на современную литературу, она со всей энергией отдавалась анализу литературных текстов. Время от времени ей случалось переспать с каким-нибудь студентом или преподавателем, но флирт такой длился недолго. Любовь, по ее мнению, должна быть болезненным проявлением желания. А вне телесных прихотей смысл существованию придавало только искусство, ну а превыше искусства – комментирование искусства, структурный анализ фраз. Посвященная профессором в эту алхимию, она проводила ночи за анатомированием стихотворений Малларме, [7]дабы свести их к последовательности зашифрованных формул.

Встреча с профессором социологии вновь нарушила этот интеллектуальный комфорт, открыв Элиане, что софистские пристрастия свидетельствуют о ее мелкобуржуазных устремлениях: чтобы получить доступ в высший класс, она подражает самым элитарным вкусам. С каждым днем ее эзотерическое чтение обретало горький привкус. Желая вырваться из этого среднего класса, который вцепился в нее, она все больше интересовалась деклассированными творцами, нарушителями условностей, мятежными умами, в которых жило то экзистенциальное сомнение, которое с детства сопутствовало ее собственной эволюции. Отвергнув Малларме, она обратилась к Рембо, иронизировала по поводу длинных периодов Пруста и предпочитала безумие Арто [8]или Жарри, [9]который, пьяный, шлялся по улицам, стреляя из пистолета.

Напомнив о необходимости сдавать магистерский экзамен, куратор предложил ей обратить внимание на Флору Тристан. [10]Элиана вскоре обнаружила глубокое сродство с этой первопроходицей социализма и феминизма. После нескольких месяцев исследовательской работы Элиана уже считала себя знатоком, а впоследствии и собственницей своей героини. Женщину, осознавшую себя свободной до срока, над которой издевался муж, автора «Скитаний парии», Флору Тристан отталкивали и хулили все, включая и ее друзей-революционеров. Но, по мнению Элианы, ее эссе и романы заслуживают особого места среди романтической литературной продукции. За свой диплом Элиана получила посредственную отметку, но была убеждена, что такая оценка, если иметь в виду холодную ярость, с какой была написана ее работа, свидетельствует о наличии цензуры на факультете.

Окончив университетский курс, Элиана вступила в новый период кризиса. Как можно было страстно любить Рембо и каждое утро садиться в автобус, чтобы отправляться на работу в библиотеку? Как могла она восхищаться Флорой Тристан и многими другими героями, вырвавшимися из своей социальной среды, зарабатывая на жизнь в качестве внештатного учителя в пригороде на временном трудовом договоре? Существование, которое ей готовила жизнь, было слишком предсказуемым, и Элиана, порывая с ним, начала заниматься в любительском театре и затем решила стать актрисой. После нескольких уроков импровизации она выступила на сцене и была принята в одну амьенскую полупрофессиональную труппу. В течение нескольких последующих месяцев она оставила неизгладимое впечатление как актриса в городах Пикардии, после чего след ее исчез, растаяв в следе режиссера труппы.

Элиана редко откровенничала об этих годах. Она ограничивалась упоминанием – да и то крайне фрагментарно – о двух любовных связях, протекавших одновременно: одной – с тем самым режиссером, алкоголиком и ревнивцем, переезжавшим с одного театрального фестиваля на другой в кемпинг-каре, и второй, платонической, с женщиной, преподавательницей словесности, у которой она время от времени укрывалась. В течение десяти лет она неоднократно переезжала с места на место, сменила несколько профессий, работала секретаршей, обходила квартиры как торговый агент. Перед тем как в очередной раз поссориться со своим грубияном любовником, она ощутила потребность завести ребенка. Вскоре после родов она вернулась в родной город с младенцем, которому дала имя Артюр. А еще через несколько месяцев его отец погиб, разбившись на мотоцикле.

Тем же 1990 годом датируется рождение новой Элианы, более решительной в своем стремлении подняться по социальной лестнице. Пройдя через левогошистские загибоны отрочества, пройдя через восьмидесятые, состоявшие из долгой цепи разочарований, Элиана вступала в последнее десятилетие века зрелой женщиной. Ей было уже тридцать три, и она произвела радикальные перемены в своем внешнем виде. Парикмахер обстриг несколько прядей черных, уже чуть тронутых сединою волос и тем самым обыграл ее лицо с угловатыми скулами, обострившееся вследствие обретенного опыта. Она кардинально изменила гардероб, который отныне состоял только из черных вещей, оживленных кроваво-красной бижутерией. Добыв рекомендацию, она явилась на региональное телевидение Пикардии, куда и была принята через несколько месяцев на вакантное место в секретариате редакции. Она вовремя являлась на службу, старалась не выходить за пределы своих функций, однако замечания ее всегда были точны, и она без колебаний правила тексты корреспондентов. Главный редактор похвалил ее и сказал, что ей стоило бы предложить какой-нибудь «сюжетец». Элиана отреагировала достаточно неопределенно, но через месяц он обнаружил на своем столе машинописный синопсис целой серии репортажей под названием «Выбившиеся из ряда». Предлагалось проехать по Пикардии, чтобы отыскать маргиналов, не слишком расположенных уважать установленный порядок: какого-нибудь фермера, борца за экологию, группу рэперов, священника, отрекшегося от сана… Главный редактор в предвидении победы левых на выборах увидел в этом возможность придать своим программам более яркое социальное звучание.

В «Выбившихся» Элиана еще не появлялась в кадре. Она утверждала, что интервьюер не должен выпячивать себя, и предпочитала работать голосом, задавая внезапно резкие, бесстрастные вопросы: «Бороться – это важно?», «О чем ты мечтаешь?». К собеседнику она обращалась на «ты» и при монтаже оставляла долгие паузы, нерешительное молчание, которые называла многоточиями. Время от времени она позволяла себе снимать телекамерой с плеча. Ей нравилось заниматься этой гимнастикой, ловя свет и атмосферу, меж тем как ассистент послушно следовал за ней, таща провода. Ну а вне работы она отыскала нескольких подруг детства и юности. Они вспоминали свои христианские, а потом гошистские годы, годы художественных, а также пусть наивных, но искренних нравственных поисков.

Два года существования этой передачи принесли Элиане небольшую известность, особенно после повтора национальным телевидением одного из эпизодов «Выбившихся» (интервью с боксером, пребывающим в депрессии, оттого что в пятнадцать лет его ласково гладил церковный служка). В 1997 году Элиана взяла интервью у бастующих служащих одного из сортировочных пунктов почты, и это стало открытием. Вопреки примирительным лозунгам политическая борьба вовсе не умерла, и по-прежнему существовали два лагеря – обездоленных и хозяев. Убежденная в необходимости борьбы за социальную справедливость, Элиана превратила свою передачу в трибуну, вместе со своими приглашенными постоянно отпускала колкости в адрес правых. Главный редактор позволял ей это, боясь обвинений в установлении цензуры. Когда он был переведен на другое место, Элиана напечатала в одной общенациональной газете в разделе «Свободная трибуна» «Исповедь независимой журналистки». Она описала трудности работы на телевидении в провинции, боязливость начальства, ничего не имеющего против свободы высказывания своего мнения, но только при условии не переходить определенные границы. Она упрекала бывшего своего шефа в лицемерии: он делал вид, будто уважает независимость журналистов, лишь бы они не слишком много говорили о том, как мужья избивают жен, о насилии в семье, об инцесте.