Модель - Николай Удальцов Страница 12

Впрочем, может, просто деятельность высшего разума — это что-то менее приметное, чем работа дворника?

— Во всяком случае, следов деятельности всемирного разума на земном шаре как-то не обнаруживается, — сказал я после некоторого молчания.

— А люди? Кто их создал?

— Люди — так далеки от совершенства, что могли быть созданы только эволюцией…

— … Вы верите в человеческий разум? — спросила Злата; и мне в очередной раз пришлось соврать ей — я ответил девочке таким тоном, словно с этим самым человеческим разумом я когда-нибудь сталкивался:

— Да…

…Нормальному человеку должно хватать ума хоть на что-нибудь.

Например, на то, чтобы говорить глупости; и я продемонстрировал свою нормальность в полном объеме.

При этом я отдавал себе отчет в том, что мне, скорее всего, придется демонстрировать не ум — то, что встречается в фантастических рассказах, а глупость — то, с чем мы сталкиваемся ежедневно.

Я решил поиграть с девочкой в игру, в которой я попеременно — то защищал всемирный разум, то — нападал на него.

И не ошибся — девчоночный дух противоречия заставил ее включиться в эту игру.

Причем первой:

— Так вы не верите в то, что высший разум существует? — уточнила она.

— Нет, — ответил я, но отыгрался:

— Впрочем, я не верю даже в то, что существует высший маразм.

После это пришла моя очередь порассуждать:

— Девочка, Божий разум не неприкасаемый заповедник.

Он должен эксплуатироваться в хозяйственных целях, — сказал я, сам не понимая — зачем. И получил в ответ то, что должно было быть сказано не девушкой, а мной самим:

— Нечего, Петр Александрович, валить на Бога наш собственный идиотизм.

Мы не менялись мыслями.

Просто наши мысли игрались в салочки.

Она постоянно что-то отчебучивала, вынуждая в ответ становиться отчебучивателем меня:

— Впрочем — у каждого свой бог, — добавил я, тут же продемонстрировав, что если мой разум может отправиться в самоволку, то моя глупость — всегда на посту.

— Это что же — богов столько же, сколько и людей? — усмехнулась Злата в ответ.

И я не успел ответить ей, что богов всегда больше, чем людей — на каждого человека богов приходится по нескольку.

Каждый раз каждый бог зависит от цели человека…

…Как-то я спросил своего друга художника Андрея Каверина:

— Я до сих пор не пойму: для чего Бог насоздавал столько богов? — И Андрей ответил мне вопросом на вопрос:

— А для чего Бог насоздавал столько людей — ты понимаешь?..

…Злата тут же перехватила инициативу утверждений:

— Бог говорит, что нужно любить всех людей, независимо от того — хорошие они или плохие. — Я увидел, как ее мысли работают локтями между моих слов, и слегка, не больше чем на чайную ложку, улыбнулся:

— Может, давая такой завет, Бог хотел проверить то, какими глупцами могут стать потомки Адама и Евы?

А может, Бог просто пошутил, а мы не поняли юмора?

После этого наступила моя очередь говорить ерунду:

— Люди могут успокоить свою совесть, обратившись за прощением к Богу, — проговорил я; и девушка прищурила глазки:

— Христос для честных, а не для всех подряд.

Если люди обращаются за прощением к Богу, значит — сами себе они все уже простили?

Вообще-то, если Бог займется таким бесконечным делом, как прощение людям того, что люди считают своими грехами, а иногда и того, что люди называют своими добродетелями, безработица Богу не грозит.

Так что тут уж мне ничего не оставалось, как согласиться с ее доводами:

— Люди — разные.

Одни думают, что Бога нужно бояться; другие — понимают, что Его нужно любить.

— Бог объединяет людей, — высказала Злата не свою мысль; и мне ничего не оставалось, как не согласиться:

— Почему же тогда религии — разъединяют?

— Петр Александрович, а вы сами-то в церковь молиться не про себя, а вслух ходите? — спросила Злата, состроив личико девочки-стервочки.

— Бог не глухой, — ответил я. — Если человеку необходимо молиться вслух, значит, он молится не Богу, а себе.

— А вы хоть одну молитву наизусть знаете? — не угомонилась она одним вопросом о молитвах; и мне пришлось напрячься не понарошку:

— Я считаю, что к Богу нужно обращаться творчески — своими словами.

В заученных молитвах нет творчества.

— А дети? Откуда они, по-вашему, берутся? — Злата продемонстрировала, что умеет переключаться не хуже штепселя.

— Не знаю, откуда берутся дети, — соврал я.

Соврал потому, что не знал всего лишь того, откуда берутся взрослые.

И без всякой паузы — помощницы нормализации мыслей, я зачем-то прибавил:

— Но детей дает Бог. — Если бы я знал, на какой ответ нарвусь, не знаю, сказал бы я то, что сказал.

Злата состроила такую мордочку, что ее можно было демонстрировать на ярмарке:

— Да?

Так значит, по-вашему, алименты нужно брать не с вас, мужиков, а с РПЦ?

— Впрочем, — прибавила Злата тут же, — про первородный грех я что-то слышала.

Церковная бредятина насчет того, что я появился на свет только потому, что мои родители согрешили, издавна вызывала у меня неприятие; а здравый смысл и знакомство, пусть даже шапочное, с дарвинизмом, фрейдизмом и генетикой только укрепляли мой персональный атеизм.

Хотя и вызывало неподдельное удивление в отсутствии атеизма коллективного.

Но я не мог предъявлять такие же требования к коллективному слабоумию, которые я предъявлял к своему собственному здравому смыслу.

Секс может назвать грехом только тот, кто ни разу им не занимался.

И выбор между мнимым грехом и истинным удовольствием любой разумный человек делает в пользу второго…

…Однажды я сказал своей приятельнице, журналистке Анастасии, с которой мы поехали в подмосковный дом отдыха:

— Нас двое.

Мы — как Адам и Ева в раю. — И Анастасия усмехнулась:

— Знаю я вас — мужиков, — И когда увидела, что я не понял ее комментарий, пояснила:

— Вы ведь думаете, что, если бы у Адама было бы побольше лишних ребер — в раю действительно наступил бы рай.

— Хотя… — собрался вяло возразить я. Но Анастасия избавила меня от возможности сказать глупость: