Повесть о плуте и монахе - Илья Бояшов Страница 12

– Ах, как славно я вас подлечил! Тех, кого огрели уже плетью, парень спрашивал:

– Не согрелись вы, господа? Отвечали ему, охая:

– Горячо, горячо нам. Алешка добавил:

– Однако, и не скучно.

9

Монах, в крещенский мороз оказавшись на дороге, сунул руку в суму и не нашарил там никакой еды – раздал он еду убогим.

Возле самой дороги рос рябиновый куст, было на нем несколько веток, покрытых замерзшими ягодами. Нарвал тогда монах тех ягод и воскликнул с радостью:

– Ай да пир, поистине царский, мне рябиновые ягоды! Не уподобиться ли птицам Божьим, что не думают о завтрашней пище, а довольствуются зерном да ягодой и беспечно летают себе в небесах!

Ел он мороженую ягоду, да похваливал:

– Ай да вкусна пища Его!

Окреп мороз, потрескивал лес по сторонам дороги, все замерзло – поднимались лишь дымы из далеких труб. Монах же сказал:

– Огонь Его согревает меня.

10

Сверкал дворец государев.

Залит был огнями; зажжены были факелы и костры возле дворцовых ворот. Стояли повсюду в залах услужливые лакеи. Подкатывали на царский бал кареты, и струился по парадной лестнице поток придворных; были на том балу первые красавицы двора, графы и князья.

Были затянуты мягкими коврами мраморные ступени, и углы залов и комнат обтянуты тканями – все знали, почему.

И не примкнула стража штыков, а офицеры не носили палашей – и почему – все знали!

Отражалось в зеркалах великое множество драгоценностей; слепили бриллианты, пылали рубины, играли изумруды, горстями просыпанные на мундиры и платья. Были между мундирами бешметы кавказских князей – словно рыси, бесшумно в мягких своих сапогах поднимались кавказцы к государю. Скользили по паркетам княгини, шлейфы их тянулись за ними, подобно утреннему дымку, и шлейфы их были осыпаны бриллиантами, и затмевали они драгоценностями друг друга. Перебрасывали красавицы через плечо жемчужные и бриллиантовые цепи. И броши, и кольца, и браслеты красавиц усыпались драгоценными камнями. Словно виноградные гроздья, были на них сапфир, жемчуг, яхонт.

Застыли во всех залах огромные лейб-казаки, таращили глаза белозубые негры в тюрбанах и кафтанах. Церемониймейстер постукивал жезлом с шаром из слоновой кости, увенчанным двуглавым орлом.

Выходил государь – раскрывали перед ним двери арапы.

Раскланивался он и шествовал, как подобает царю, – но грустными оставались его глаза.

Сверкала царица, бесподобно было ее платье, жемчуг играл на ней, и жемчужное колье свешивалось до ее колен. Диадема, подобно звезде, сверкала на ее голове, изумруд излучал таинственный свет.

Но едва не плакала царица.

Начинались полонезы, гремел с хоров оркестр, и царь с царицей шли первой парой, а за ними – князья и послы с великими княгинями – светился, сиял, переливался царский бал невиданными огнями, и сами иностранные послы утверждали, что не встречали нигде ничего подобного.

И высились в залах на столах глыбы льда, сверкая и переливаясь, – в них утопали бутылки шампанского. Яства лежали на столах, украшены были столы цветами и пальмами – лишь для одного такого вечера выращивались в оранжереях нежные цветы.

Поднял на Александрийской колонне перед дворцом ангел свой крест, и золотой орел на воротах раскидал несокрушимые крылья.

Сделалось жарко в натопленных залах, но твердил государь:

– Зябко мне. Видно, сильные нынче морозы.

Отвечали ему придворные:

– Ваше Величество! Подошли вы близко к окнам, оттого вам и зябко.

И сказала царица:

– Что-то знобит меня – не сквозняки ли гуляют по дворцу?

Ее успокаивали:

– Закрыты все двери! Жарко здесь даже дамам в их воздушных платьях!

А царица дрожала, находясь посреди разгоряченных красавиц фрейлин.

И не могли согреться царь с царицей – ибо страдал их сынок в царских покоях – и не мог встать и побежать в залы, веселиться в мазурках, засматриваться на юных княжон, подобно тому, как на них засматривались его пажи.

Мучился царевич.

11

А плут гулял вольно по Москве-городу!

Подловил, вороватый, вместе с цыганом возле церкви батюшку. Оба прикинулись спорщиками и затеяли на паперти такой шум, что, не вытерпев, спросил поп:

– Что вам, господа, нужно? Тогда, бросившись к его ногам и разглядев хорошие сапоги, завопил плут:

– Батюшка! Поспорил я аж на триста рубликов со своим товарищем, не верящим, что у каждого священника на ноге по семь пальцев, по числу дней недельных, он смеется надо мной и только!

Цыган надрывался:

– Экой ты глупый! Даже у самого батюшки на ногах по пять пальцев на каждой, как у всякого смертного.

– Ах, батюшка! – приставал плут. – Разреши наш спор, чую, денежки моего товарища плакали, свечку поставлю за вас!

Цыган же кричал:

– Что там свечку! Я, батюшка, одарю вас сотенной, коль спор наш разрешите.

– А ведь проиграл ты, придурок, – сказал поп Алешке, тотчас согласившись. – У каждого сановного лица, пусть даже у архиерея, пять на каждой ноге пальцев!

Но на паперти показать свои пальцы отказался.

– Пойдем за алтарь. Мошенники прошли за батюшкой, и как только уселся тот снимать сапог, плут тотчас помог ему стащить.

– Вот видишь! – обрадовался цыган. – Пять пальцев у служителя.

Да за второй сапог схватившись, и его сдернул. С тем и были таковы, оставив длинно-гривого умника – тот побоялся выбегать из церкви босым на мороз. Плут же, продав сапоги, с Телей да подобревшим Сивкой направился в Киев – поглядеть на шинки да базары, на самом Крещатике славу пропеть тамошним ротозеям.

12

В то же самое время молодой монах поклонялся святым мощам в Печерской обители.

И, крестясь на Софию, восклицал в умилении:

– Истинно, я на Святой Руси! На улицах киевских потерял кто-то суму с деньгами. Он нашел ее и встал с нею. И стоял так долго, пока не увидал горько рыдающую бабу. Она причитала, обращаясь к уличным гулякам:

– Люди добрые, все-то было в суме мое достояние! Зазевалась я, глупая! Потеряла!

Ей отвечали:

– Ишь, чего ты удумала – вернуться туда, где давно вчерашний день. Да разве кто, найдя деньги такие, отдаст суму назад? Для того надобно быть праведником.

Баба ревела, как оглашенная, и таскала сама себя за волосы. Плелась она по улице, раскачивалась:

– Ой, горе какое, горюшко. Остались голодными, холодными мои деточки! Что скажу мужу своему, как его обрадую?