Завещание - Нина Вяха Страница 112

Вало не чувствовал ни малейших угрызений совести из-за того, что сделал. Разумеется, это он был тем, кто поджег эту старую рухлядь. Но идея была не его, и действовал он не один. И потом, ведь никто не умер. Всего-то делов – сгорела чертова колымага вместе с гаражом и, если повезет, то, возможно, удастся выручить за него страховку. Впрочем, ни о чем таком Вало в тот момент не думал, в свои одиннадцать лет-то, но лишь одному Богу известно, чьи более старшие головы в ту ночь посещали подобные мысли.

Нет, Вало не ощущал никого стыда, скорее наоборот, он гордился собой. К тому же случившееся казалось ему вполне справедливой карой для этого задравший нос придурка, который столько времени торчал в гараже и возился там со своими чертовыми железяками. Вало недолюбливал Ринне, и пусть смерти он ему, конечно, не желал, все же считал, что тот немножко сам виноват в случившемся. Так ему и надо.

Необязательно разбираться в астрологии, чтобы верить (или знать), что различные люди тяготеют или так или иначе связаны с различными стихиями. Во всех людях или, во всяком случае, у большинства преобладает один из четырех элементов. Нет нужды углубляться в подробности, но такое может быть.

Взять, к примеру, Арто. Его элементом была чистая прозрачная вода, и он тянулся к ней и в то же время ужасно ее боялся. Вода, скажем так, и наказывала его, и дарила утешение. И так у всех людей. И у всех детей семьи Тойми тоже был свой доминирующий элемент, и даже у их родителей.

Сири была воздухом, это очевидно.

А Пентти был огнем. Священная ярость внутри него – то был огонь, всегда. И потом, не стоит забывать, как он умер!

Элементом Вало тоже был огонь. Он не отличался горчим темпераментом ни в детстве, ни теперь, когда вырос и стал молодым человеком – нет, скорее наоборот, он был лаконичен и сдержан, но при этом стремился к огню, словно ночная бабочка на свет, и в той же мере, какой он ощущал свою принадлежность к огненной стихии, он желал самостоятельно обладать и управлять ею. Уже в четыре года он принялся играть со спичками, и в конце 1960-х чуть не спалил дотла весь дом, отчего за Вало все время приходилось приглядывать чуть больше, чем за остальными детьми – именно потому, что он был таким спокойным и молчаливым, не то, что другие дети, которые громко кричат, требуя к себе внимания, своего места на земле… Нет, Вало был не таким, он словно крался, обходя радары, и всегда так делал. Он мог увлечься каким-нибудь занятием, и тогда оно поглощало все его внимание – в такие моменты приходилось только надеяться, что это что-нибудь сравнительно неопасное, и оно не прикончит его или окружающих. 

* * *

Анни сварила кофе и пригласила в дом престарелого жениха. Они уселись на одном конце длинного стола.

– Должно быть, уже недолго осталось, – кивнул Мика на ее живот.

– Да, уже совсем скоро.

– Это ваш первый ребенок?

Анни вздохнула. Бросила взгляд на тканую дорожку скатерти, что лежала между ними, словно ужасно низкая стена. И подумала о другой стене, той самой, невидимой, что отгораживает всех людей друг от друга, из-за которой те проживают свои жизни, словно маленькие острова, не впуская никого в свою душу. Прожив столько лет, Анни не знала даже своей собственной матери. А этот старикан сидит здесь и утверждает, что знает? С каких же это пор, а?

– Я понимаю, вы только хотите показаться милым. И вы действительно очень милы. Возможно, даже слишком.

Она попыталась представить свою маму с этим мужчиной. Такие разные во всем. В жизни Сири столько всего разного. Такой разный Пентти. Это прежде всего.

– Только что погиб мой папа. Наш папа. И есть кое-какие, как бы это сказать… неясности, которые нам нужно выяснить. Поэтому, я думаю, было бы лучше, если бы вы пока, на время, дали задний ход.

Мика молча прихлебывал кофе, дружелюбно поглядывая на нее. Но это не произвело на Анни успокаивающего эффекта. Наоборот, она почувствовала, как внутри нее нарастает раздражение. Ей не нужно было его сочувствие. Она хотела, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы она вновь очутилась в 120 милях отсюда, стряхнув с себя все невзгоды.

– Я вас не знаю, и пусть вы даже говорите, что хотите жениться на моей маме, мне все же кажутся сомнительными причины, сподвигнувшие вас на это. Оставьте нас в покое. У нас и так горе.

Мика поднялся и задвинул стул под стол. После чего взял кофейную чашку и поставил ее в мойку. Движения были привычными, словно он здесь совсем освоился. Наверняка он провел в этом доме больше времени, чем она сама, пронеслось у нее в голове.

– Да, я понимаю. Просто Сири кажется такой невозмутимой, что я и в самом деле напрочь позабыл о том, что у нее есть дети и что вы потеряли отца.

И Мика вышел, кивнув ей на прощание. В дверях он повернулся.

– Когда моей жены не стало, моя дочь все время ходила ужасно злая. И это совершенно нормально. Это такая реакция на горе.

Да что он себе возомнил? Он что, маг и чародей, что ли? Стоит там, понимаете ли, и разглагольствует о том, чего не знает. Анни сжала кулаки. Ногти впились в ладони. Если я сейчас на него посмотрю, то не знаю, что сделаю.

Мика остался стоять и долго глядел на нее, прежде окончательно покинуть. Потом он сел в машину и укатил прочь, но еще долго было слышно затихающий вдали шум мотора. 

* * *

Когда пять лет спустя сгорел дом, было лето.

Была ночь, но это была теплая и светлая ночь. Пора белых ночей.

Вало спросил Воитто, кто устроил поджог на этот раз, но Воитто лишь пожал плечами и сказал что-то вроде, что не всякий огонь дело рук человеческих, и больше не пожелал распространяться на эту тему. Вало пытался выяснить, но так ни к чему и не пришел.

Воитто всегда жил, словно за закрытой дверью, но теперь Вало казалось, что брат изменился. Стал совсем другим, не таким, каким он его запомнил. Раньше они всегда были вместе, объединившись против мира и остальной части семьи. Теперь же Вало ощущал себя ужасно одиноким. И его мучило смутное подозрение, что, возможно, на самом деле это не Воитто изменился, а он сам.

Вало быстро понял, что Анни и подавно не успокоится, пока не выяснит, что же случилось на самом деле. Что ее тоже поразило это чувство – во всяком случае, он думал, что это было то же самое чувство, ощущение, что что-то здесь не так, что-то не сходится, – он видел это по сестре. Его же реакцией на случившееся стало, что он попытался смириться с мыслью, что, возможно, все это несчастный случай, несмотря ни на что. Что это просто игра воображения, и что причина, почему произошедшее всколыхнуло в нем такие сильные чувства, крылась в том, что ему до сих пор был памятен сгоревший гараж.

Не все пожары дело рук человеческих. И тот факт, что альянс, который они раньше образовывали, так очевидно прекратил свое существование – в общем, он не знал, что и думать теперь, когда никто и ничего ему не рассказывал. У Вало и в мыслях не было объединиться со старшей сестрой, которая всю жизнь считала, что она куда лучше его, что она лучше их всех. И чего только Анни позабыла в этой своей Швеции? В большом городе? Да кем она, черт побери, себя возомнила?