Безбилетник - Лукас Берфус Страница 11

Мне нужна моя машина, сказал Филип, но сам я не могу её забрать. И протянул ему ключ.

Тот не понимает.

Стоит в парковке на Променаде, третий уровень.

Парковка? – переспрашивает шофёр и разглядывает ключ у него в руке.

Тройка, туринг, тёмно-синий, говорит он, но шофёр не понимает. Он протягивает шофёру парковочную карточку. Теперь, кажется, что-то шевельнулось. Шофёр рассматривает карточку, рассматривает ключ, лицо его просветляется, он бормочет пару слов, садится в свою машину, разворачивается и уезжает. Оставив за собой облако дизельного выхлопа.

Филип снова садится на жёрдочку ограды и суёт в рот последнюю, хочет её закурить, но тут в галерее происходит какое-то движение. Передняя дверь раздвигается, выходит женщина, в руке чемодан, который она ставит теперь на колёсики. Она идёт по проходу, сворачивает за угол и уходит по задней дороге в сторону грека, и только теперь он слышит звук захлопнувшейся двери.

Прошло секунды четыре, самое меньшее. Он снова засовывает сигарету в пачку и убирает пачку в карман.

Сороке в нём что-то не нравится, судя по всему. Она скачет полукругом и пощёлкивает. Делает пробный выпад, Филип даже отпрянул. Сорока успокаивается. Но стоило ему податься вперёд – и всё начинается сначала.

Тут он слышит, как кто-то открывает дверь. Появляется старик. Синие брюки, жёлтые глаза. Как минимум девяносто, идёт сгорбившись. Выталкивает в дверь свои ходунки, одной рукой нажимая на дверь, второй на штатив, тот прыгает; в конце концов ему удаётся выкатить ходунки наружу, и, оказавшись уже в проходе, он отпускает дверь, чтобы она защёлкнулась.

Двадцать одна, двадцать две, двадцать три, двадцать четыре, двадцать… Получилось четыре с половиной секунды. Можно успеть. До дальней двери ему не добежать, она слишком далеко, метров на семь-восемь дальше по проходу. Но первая в досягаемости. Лестничные клетки разделены, но подвал у них общий. Может, дверь в подвал открыта. Тогда он попадёт на другую сторону. Это требует определённого везения, но попытаться стоит.

Эта сорока. Никак не унимается. Это может стать проблемой. Существует воображаемая линия, которую ему нельзя переходить. Может, у неё здесь гнездо? Или она защищает свою добычу? Он отступает – на один шаг, на два шага; сорока, опустив голову, следует за ним, стрекочет. Ему это совсем некстати. Надо, чтобы она утихла. Ещё один шаг назад и в сторону – и теперь она успокаивается. Теперь её всё устраивает. Хорошо. Но он не может сесть. В жёрдочке ему отказано.

Дверь открывается. Выходит какой-то тип. Давай, пошёл! Филип приходит в движение, резво, но не переходя на бег. Это бросалось бы в глаза. Он ждёт, когда парень свернёт за угол. Дверь раскрыта на тридцать градусов. Теперь тип ушёл, и Филип ускоряется, размахивая руками. Частота шагов нарастает, он делает вдох, бёдра напряглись, в голове ясно, он может всё соизмерять, легко держит скорость, никакой паники, ничего избыточного, просто шаг за шагом, сгруппировавшись телом, вот сейчас, вот он уже на входе, ещё шесть-семь шагов, дверь открыта на пятнадцать градусов, вот уже на десять, он успеет, дверь закрывается плавно, он может контролировать время, и когда она открыта на восемь градусов и между ним и дверью нет и трёх метров, механизм ускоряется, дверь защёлкивается прямо у него перед носом.

Но поскольку в этот момент кто-то появляется у него за спиной, он идёт дальше, к дальнему входу, пробегает по инерции, доходит до той стены из вымывного бетона, оборачивается, смотрит в проход, он пуст. Вот ведь досада.

Холодно. Зима затаилась во всех дырах, и как только наступит вечер, вылетают злые духи. Он вышел наружу, в сумерки, которые теперь быстро сгущались. Небо темнело. От деревьев веяло запахом смерти и тления. Какое-то время царила тишина. Где-то зажёгся свет. Потом ещё один, много.

Если бы он знал хотя бы её фамилию. Тогда бы он смог снова прийти сюда потом. Но он не знал фамилии. Он знал дом, но не фамилию.

Он пошёл назад, к своей жёрдочке. На жёрдочке сидит его сорока, чистит пёрышки. Он прогнал птицу, она отлетела метров на двадцать дальше, села на ограду из проволочной сетки.

Подъехал фургончик, оранжевый, от службы доставки TNT, затормозил на повороте, включил аварийку; вышел мужчина в комбинезоне, держа под мышкой пакет, оставил дверцу машины открытой, идёт к первому входу, смотрит сквозь стеклянную дверь, отворачивается, идёт дальше и открывает дальнюю дверь.

Он просто тянет дверь на себя и входит внутрь.

Какой же он остолоп. Какой же он тупой, грёбаный остолоп.

Филип уже стоит в проходе, когда посыльный выходит из двери и их пути пересекаются. Длинные волосы заплетены в косичку, на висках выбриты, на шее татуировка, башмаки велики, а запах пота зависает в галерее ещё надолго.

Но теперь это не имеет значения, потому что он уже открывает дверь и входит в дом.

Вход выстлан ковром, мягким и толстым. Деревянные перила лестницы, спуск в подвал, справа лифт. Загорается свет. Он ступает на лестницу, тут семь ступеней до промежуточной площадки, потом ещё семь до этажа.

В углу сухоцветы в стеклянном цилиндре. Двери кобальтово-синего цвета, у каждой справа звонок и табличка с фамилией. Сатёй. Бирхер. Это второй этаж. На третьем фирма WHD и фамилия Лабер. С улицы доносится автомобильный гудок. Филип поднимается на следующий этаж.

Здесь всё немного иначе, но что именно? Светлее. Этаж расположен выше границы тени. Окно серое. За дверями тут живут Ларди и Браухельмозер.

Снова с улицы гудок, теперь два раза.

На пятом Мюллер и Камер, на шестом вместо квартир справа институт рентгена, слева медицинская лаборатория.

Гудок.

На седьмом справа Д.О., а слева табличка без фамилии. Просто белое пустое поле.

Она здесь. На этом этаже. Он чувствует её близость. Но не знает, за какой дверью. Что находится за этой стеной? Вероятно, ванная. А позади неё кухня. Так теперь строят. Чтобы всё в одной шахте – водяные трубы и электрической кабель, и вверх, и вниз.

Тихо. Он не шевелится. Прислушивается. Гудение, вибрация отопления, бульканье в радиаторах. А в остальном ковровая тишина. Голая табличка звонка. Что такое Д.О.? Что означают эти две буквы?

Сейчас он узнает. Берётся за ручку двери, хочет на неё нажать, но тут с улицы опять доносится гудок автомобиля. Он вздрагивает, отпускает ручку. Это же его сигнал. Гудок его БМВ. Он скатывается по лестнице кубарем, выскакивает на улицу, бежит через дорогу.

Там стоит этот индокитаец. Или бенгалец. Стоит рядом с БМВ и корчит недовольную рожу. Поигрывает связкой своих ключей, на которой блестит голубой слон. Человек, который по тринадцать часов в день проводит за рулём и сам уже выглядит, как его водительская кабина. Непроветренная. Вонючая. Ещё и весь на нервах. Может, у него больная печень, судя по кругам под глазами, тёмным и широким, как два прикроватных коврика.

Совершенно точно этот человек не испытывает никакой радости от неоплаченных поездок. Он должен получить свою цену, а прежде этого он никого не подпустит к машине. Он хочет восемьдесят и очень удивлён, когда получает сотню без квитанции. Настроение его несколько улучшается, он кивает, но спасибо не говорит. Отворачивается и, шаркая ногами, идёт по площади в сторону вокзала.