Как я была принцессой - Жаклин Паскарль Страница 11

Стоял теплый весенний вечер, еще только начинало темнеть, и я с большой сумкой через плечо спешила в балетный класс. На сегодня было назначено дополнительное занятие по па-де-де – дисциплине, над которой мне следовало усердно поработать перед просмотром. Бахрин должен был встретить меня после тренировки: мы собирались поужинать где-нибудь в городе. В студии оказалось полно народу, и даже снаружи толпились люди и заглядывали в окна, чтобы рассмотреть танцоров, разминающихся у станка. Педагог-репетитор (не тот, что занимался с нами обычно, а его временный заместитель) включил кассетный магнитофон, стоявший на пианино, и занятия начались. Мой постоянный партнер уже ждал меня. Вот уже несколько уроков мы с ним работали над серией поддержек, в первой из которых партнер должен был поднять меня над головой, а потом коротким броском перевернуть и опустить к полу в позе, напоминающей прыжок «ласточкой»: ноги высоко вскинуты в воздух, а лицо и руки почти касаются земли.

Первые семь тактов все шло благополучно, партнер уже поднял меня над головой и начал опускать вниз, но после броска, вместо того чтобы подхватить под внутреннюю сторону бедра, ошибся, схватился рукой за промежность, испугался и, отдернув руку, уронил меня, будто горячую картофелину. Я приземлилась на правое колено. Боль была такой сильной, что я с трудом сдержала слезы, но все-таки нога сгибалась и на нее можно было опереться. Поэтому я решила, что не случилось ничего серьезного: возможно, я просто выбила коленную чашечку. В те дни австралийские танцоры относились к травмам довольно легкомысленно. Они считали возможным (и, кажется, считают до сих пор) танцевать с усталостными переломами и травмами мышц. Вот и я не придала этому происшествию особенного значения и уж конечно ни в чем не обвиняла своего партнера: нам просто не повезло.

Бахрин пришел в замешательство, увидев, как я хромаю ему навстречу с сильно распухшим коленом. Сразу же стало понятно, что ресторан придется отменить. Вместо этого мы отправились в его дом в Карлтоне – прелестное двухэтажное здание с балконами, выкрашенное в кремовый цвет, с терракотовой отделкой и красивой чугунной оградой с острыми пиками. Мое колено обложили пакетами со льдом, из магнитофона доносилось негромкое пение Ренди Крофорд, мы ели из картонных коробочек принесенную с собой из китайского ресторана еду, болтали о всяких пустяках, а потом все случилось. Бахрин наклонился и впервые по-настоящему поцеловал меня. До этого он всегда только коротко прикасался губами к моей щеке, но в этот вечер все изменилось, и скоро мы оказались в его спальне наверху.

Наша первая ночь была нежной и приятной, хоть и не слишком страстной, что, возможно, объяснялось моим больным коленом. Но в любом случае чувство интимной близости, возникающее во время секса, значило для меня гораздо больше, чем необузданная чувственность. В ту ночь я не ушла домой; Бахрин настоял, чтобы я осталась у него.

За ночь колено сильно распухло, и утром я еле доковыляла до работы. В душе поселилось тревожное предчувствие беды: я начала подозревать, что моя травма гораздо серьезнее, чем мне показалось сначала. Это подозрение подтвердилось в тот же день к вечеру: рентген показал, что треснула правая коленная чашечка. Теперь я знала – карьера балерины, о которой я так мечтала еще вчера, закрыта для меня.

К тому же у меня совсем не оставалось времени: просмотр должен был вот-вот состояться, и я была уверена, что никого не заинтересует балерина с поврежденным коленом. Подобные травмы лечатся очень долго и сложно и без всякой гарантии, что подвижность колена полностью восстановится.

В последовавшие за этим дни я изо всех сил старалась смириться с крушением своей главной мечты. Если мое тяжелое детство и научило меня чему-то полезному – так это умению выживать и не особенно рассчитывать на удачу. И все-таки я пребывала в глубокой депрессии, бороться с которой мне помогал только мой новый и такой захватывающий роман. Бахрин в это время был очень внимателен и нежен ко мне, и я начинала верить, что по-настоящему люблю его. Вскоре мы решили – вернее, решил Бахрин, – что мне лучше переехать к нему в Карлтон. Идея поиграть в свой дом показалась мне очень заманчивой, и, быстренько упаковав вещи, я уехала из дома, где мы жили с подружками, не потрудившись даже толком объяснить им свой поступок.

Я очень плохо представляла себе, что такое семейная жизнь. Все отрывочные и беспорядочные, хотя и соблазнительные, сведения о ней были, как ни стыдно в этом признаваться, почерпнуты мною в основном из сериалов вроде «Семейка Брейди», «Заколдованные», «Трое моих сыновей» и тому подобных. Во всех этих телевизионных семьях мужчина был солнцем, вокруг которого вращались все остальные планеты, – небезупречная, с точки зрения феминизма восьмидесятых, модель, надо признать, но ничего иного я не знала и никогда не видела. Она же оказалась и единственно возможной в нашей ситуации. Иное распределение ролей никогда не устроило бы Бахрина. И я поставила себе задачу перещеголять актрису Дорис Дэй в умении «сделать своего мужчину счастливым».

Я с головой бросилась в роман с Бахрином, и это получилось у меня удивительно естественно и легко. С мечтами о карьере танцовщицы пришлось расстаться, и на их место пришли растерянность и неуверенность в себе. Бахрин показался мне в тот момент единственным спасителем. Я смотрела на него и видела только то, что хотела видеть. Наверное, я обманывала себя и обманывала его, а главной ошибкой было то, что я убедила себя, будто люблю Бахрина, хотя в то время понятия не имела о том, что такое любовь.