Шатуны - Юрий Мамлеев Страница 11

К вечеру, после основательной передышки, все высыпали во двор. Со своей половины даже выползли обременные несуществованием Лидиньки — дед Коля и девочка Мила. С ничего не выражающим лицом Мила присела в траве у забора и забормотала. Вокруг нее чирикали птички. Дворик, огражденный высоким забором и домом, был как заброшенный, распадочно-уютный мирок.

Кругом росла полуживая, нагло-чахлая травка; три изрезанных деревца смотрелись как галлюцинации ангелов; по углам торчали скамейки, нелепые бревна с корягами. В центре — замалеванный, искалеченный человеческими прикосновениями стол, опять же со скамейками.

Кто-нибудь посторонний мог бы ожидать, что сейчас начнется взаимное сближение. Все-таки в ресторане все были вместе.

Но вдруг все действия приобрели отсутствующе-разорванный характер. Правда, вся подвернувшаяся живность была мгновенно уничтожена: Иоганн зарезал двух старых, полубродячих кошек, Пырь оторвал голову безобразной, тощей курице. Только Игорек, на долю которого ничего не осталось, носился в одних трусиках и майке за невесть как сюда попавшей бабочкой.

Клава дремала за столом; ей виделись башни с голыми задницами на шпилях; Федор сидел против нее и, осиротев от самого себя, понемножечку пил водку.

Дед Коля, приютившийся на бревне, почему-то занялся шитьем; девочка Мила так и уснула в том углу, где бормотала. Петеньки же как всегда не было видно.

Анна созерцала эту картину из окна своей комнаты и внутренне хохотала. Наконец, она не выдержала и вдруг от охватившего ее внезапного, беспредметного страха, бросилась на кровать и заснула.

Между тем во дворе обособленность все сгущалась. Белокурый Игорек, не поймав бабочку, так ушел в себя, присев у забора, что по инерции стал щипать свои красивые, нежные ноги. Когда же он очнулся от дремы и увидел, что щиплет себя, тихие, смрадные слезы потекли из его светлых глаз.

Пырь тренировался, бросая большой топор в дерево. Иоганн, скрючившись, вынул из кармана коробочку с жучками и стал иголкой препарировать их, разделяя на части. «Золотые руки» говорили про него. Он делал это так, как будто разбирал стихи, написанные на древнем языке.

Все застыло в таком одичании.

Прошло час или два. Вдруг тишину нарушил истерический визг деда Коли, раздавшийся из закоулка за сараем.

Все разом вздрогнули, но не сразу очнулись. И только когда визг превратился в вой, медленно, нехотя все стали вставать со своих мест. Все, кроме Клавы, Пыря и деда Коли, которых не было видно. Даже Анна проснулась и вышла во двор.

Первый подошел к закоулку за сараем Федор и увидел такую картину. Клавушка, распахнувшись как жаба, не то от страха, не то от недоумения, дрыгалась на земле, а шея ее была в петле, которую крепко держал Пырь. «Поймал, поймал», — металлическим голосом повторял он. Дед Коля, от непонятности вспрыгнувший на забор, выл своим нелепым полу-бабьим, полу-волчьим голосом.

Федор, не сообразив что происходит, тем не менее отпугнул Пыря и тот выпустил петлю. Клава была жива и даже не очень придушена, но от непостижимости она все еще не вставала с земли и виляла жирными ляжками.

Когда все сбежались, Анна дала Пырю пощечину.

— Я ненароком, ненароком, — испуганно-бычьи бормотал он. — Она просто подвернулась… Шея такая жирная, белая… Мысли сами собой петлю накинули…

Клава приподнялась и набросилась на Пыря:

— Ты ведь играл, играл!!? — спросила она.

Ей стало так страшно при мысли о том, что Пырь мог в действительности задушить ее, что она гнала самую эту мысль, вообразив, что Пырь всего-навсего хотел с ней поиграть, как дите. «Не может так быть, чтобы что-то несло мне смерть», — взвизгнуло у нее где-то в животе.

— Играл, играл, — тупо поддакивал Пырь. Федор посмотрел на него.

— Ничего, Клав, он остынет, — сказал Федор, положив свою тяжелую руку на голову Пыря.

Клавушка так настаивала на том, что все это было только забавой, так жалась горлом от страха при противоположной мысли, что все как-то, без лишних углублений, согласились с этим.

Клава даже, для сближения, похабно похлопала Пыря по отвислой заднице. (Будто бы человек, к которому испытываешь половое чувство, не может тебя убить). Чтоб сгладить ерунду, решили выпить.

Присели у какого-то маленького столика в закутке, сбоку дома, чтоб поуютней. Рядом как раз валялась расчлененная Иоганном бродячая кошка.

— Для чего вы их убиваете?! Чего ищете?! — крякнув, спросил Федор.

— Ничего не ищем.

— Как ничего не ищете?!

— Мы получаем удовольствие… И ничего больше… Наслаждение… Наслаждение, — вдруг разом заголосили все трое садистиков: Пырь, Иоганн и Игорек. Они сидели рядышком, по росту, и глаза их блестели в собирающейся тьме. У Игорька даже щечки порозовели, как у девушки.

— А в чем наслаждение?

— Во многом, во многом… Тут нюансы есть… Во-первых, ненависть к счастью, но это другое… — вдруг заспешил Игорек, выпив рюмку водки. Его лицо стало еще более прекрасным, а ручки дрожали от предвкушений. — Потом: они живые, а мы их — рраз умерщвляем… Нету их… Значит мы, в некотором роде боги…

У всех троих оживились личики и точно появились невидимые короны. Иоганн вдруг встал и пошел за скрипкой: у Клавы она валялась где-то в закутке, неизвестно чья. Вскоре послышались трогательные, сентиментальные звуки. Скрючившись, Иоганн играл на ступеньках черного хода…

Пора была уже ночевничать, в новую форму отъединенности.

— Всех, всех пристроим, — ворковала довольная своим брюхом Клава.

— Пырь, все-таки лучше бы ты поехал домой, — сказала Анна.

— Почему, почему же?! — пухло вмешалась Клава. Но Пырь послушно направился к выходу.

— Я еще с ним пересплю в постельке. Даром, что он меня вешал, — пискнула Клава и подскочив, потрепала Пыря по обеим мясистым щекам.

А на следующий день ситуация резко изменилась. До Клавы дошел слушок, что Федору грозят какие-то мелкие неприятности от местных властей. Слушок был мутный, неопределенный, но чуть тревожный. На этот раз Федор решил уехать. Прихватив немного деньжищ, он, чмокнув на прощанье Клавушу в задницу, исчез.

— Пусть побродит… по Рассеи, — подумала Клава. Вечером из всего шумного общества в Клавином доме осталась только Барская, Аня.

Так и не повидал пока Федор Аниных настоящих людей.