Мужской день - Борис Минаев Страница 10

Кроме нас, в нашем доме жила еще одна «интеллигентная семья», как говорила мама. Или – «еще одни евреи», как говорил папа.

Мама и папа никак не могли прийти к компромиссу по этому, казалось бы, незначительному вопросу.

– Ну при чем тут «евреи»? – возмущалась мама. – Жора Нудель интересный человек, кандидат наук, умница, филолог...

– Филолух, – вставлял папа.

– Сима, ну я тебя прошу! – кричала мама. – Ты мне действуешь на нервы! Давай не будем при ребенке поднимать национальный вопрос!

– Давай не будем, – соглашался папа. – Все равно не поднимем, он тяжелый.

Короче говоря, папу злило, что при встречах с соседями (то есть с нами) Нудель начинал много говорить о прочитанных книгах, делиться театральными впечатлениями, лезть в политику и вообще нести разную ахинею. Папа считал, что он не умеет нормально общаться.

– Этот Нудель как занудит! – жаловался он маме. – У меня зубы начинают болеть!

К тому же папе было немножко стыдно, что он на своей работе так мало читает и не следит за культурой.

Итак, в субботу (или в пятницу вечером) мама просила нас с папой надеть чистые рубашки, брала тортик, и мы отправлялись этажом выше, чтобы провести там мучительные два часа.

Дело в том, что я был тоже не в восторге от этих посещений – меня почему-то сажали за детский стол с Танькой Нудель и требовали, чтобы я ее развлекал. Но как я мог ее развлечь, если она была на два года младше! И к тому же все время лезла во взрослые разговоры!

– Ну проходите, проходите, – встречала нас большая и добрая тетя Лена и, заметив мамин тортик из кулинарии, возмущенно всплескивала руками:

– Марина, ну что вы! Я же испекла печенье с цукатами!

– Я знаю, что Танечка любит тортик! – упрямо возражала мама.

– Ей тортик совершенно ни к чему! – встревал папа-Нудель. – А то станет, как ее мать, жиртрестом.

Тетя Лена начинала дико хохотать и краснеть. Дядя Жора называл тетю Лену «жиртрестом» постоянно, к месту и не к месту. Папу это злило.

– И как она его терпит! – возмущался он дома, вернувшись от Нуделей. – Это же ужас какой-то: жиртрест, жиртрест! Взяла бы и врезала один раз по толстой морде. Сам-то тоже не худенький...

– Все друг друга как-нибудь называют. Я тебя – Сима. Ты меня – мамасик. Что тут плохого? Легкая семейная эротика.

Папа дико хохотал и хватался за голову:

– Какая эротика: называть женщину жиртрестом! И вообще, мне неприятно, когда подчеркивают физические недостатки!..

Маме быстро надоедал этот спор.

– Послушай, Сима! – тихо и внятно говорила она. – У тебя со всеми хорошие отношения. С сантехником Колей у тебя хорошие отношения, хотя он алкаш и вымогатель. С соседями слева у тебя хорошие отношения, хотя они жмоты и крохоборы. С дворничихой у тебя хорошие отношения, хотя она поднимает пыль под окнами. С любыми мужиками у тебя хорошие отношения, хотя от них разит за версту перегаром и кроме слова из трех букв они ничего не понимают. Почему у тебя с единственным приличным человеком в нашем доме не могут быть хорошие отношения?

– Ну не знаю! – кричал папа. – Я не знаю, почему! Он чокнутый зануда, и я чокнутый зануда! Ну как мы можем друг другу понравиться?

– Ты ему, между прочим, даже очень нравишься! – обиженно отрезала мама и заканчивала неприятный разговор обычным для себя способом – шла на кухню мыть посуду или переставлять кастрюли с места на место.

– Да я же не возражаю! Давай принесем им в следующий раз два тортика! Давай пригласим их к себе! Но полюбить их так же страстно, как тебя, я не могу! Прости!

– Не прощу! – упрямо говорила мама и закрывала на кухню дверь, включала радио, а потом все-таки выбегала и говорила последнюю трагическую реплику: – И вообще не надо передергивать! О какой любви тут идет речь? Речь идет о нормальных добрососедских отношениях! Понятно?

Она убегала обратно на кухню, и в квартире на некоторое время воцарялась нехорошая тишина.

Примерно в эту эпоху дружбы с Нуделями нам поставили телефон. Мама любила по нему разговаривать. Ее поначалу так увлекало это занятие – разговаривать из дома по телефону – что она ничего не замечала вокруг. Например, она не замечала меня.

– Ну конечно, конечно, – говорила она своей подружке каким-то придушенным голосом. – Я тебе про это и говорю. Интеллигентная семья! Жена у него тоже преподаватель. Да я не знаю, чего. Русского языка, что ли. Ну я забыла. Он кто? – филолог. Ну что значит «в каком смысле» – литература, русский язык. Диссертацию по Пушкину защитил. Ну настоящий филолог, я же тебе говорю, статьи пишет, скоро кафедру займет, наверное. Но не в этом дело. У него вообще очень широкий круг знакомств. Вот знаешь, есть такой актер, Лев Овалов? Да нет, не писатель, а актер... Ну ты знаешь! Он еще рассказы Бунина по телевизору читает. Такое лицо у него интересное. Он у них бывает дома. Они друзья, одноклассники, что ли, я не поняла. Потом у него всюду связи. В МГУ связи, в театре Маяковского связи. Ну конечно! Я и хочу подружиться! Приятные люди, не то что наши соседи с фабрики. Кубыть-мабыть. Рабочий класс! Я тебе про это и говорю. Смотреть неприятно. Нет, как мужчина он неинтересный. Такой знаешь... тюфяк. Она – хорошая, добрая женщина. Он ее жиртрестом зовет. При всех. Ну а что? Ну он не делает из этого проблему!

Мама довольно часто говорила по телефону о Нуделе.

* * *

Потом у дяди Жоры Нуделя случился день рождения.

Нас пригласили. Мама волновалась – все-таки попить по-соседски чайку – это одно, а попасть к человеку на день рождения – это, знаете ли, совсем другое. Как филологу, который скоро может занять кафедру, Нуделю решили подарить книгу «Под тайным надзором», о Пушкине – попался в «Букинисте» такой старый довоенный том с желтыми листами.

Нудель был восхищен маминым подарком.

Он ходил по комнате мимо еще не накрытого стола и разводил руками во все стороны:

– Нет, ну вы подумайте! Я двадцать лет хожу мимо этого магазина и ни разу ничего подобного не видел. Овалов, ты видел что-нибудь подобное?

Артист Лев Овалов (кроме нас, он был единственным гостем, что сильно успокоило маму) однозначно воскликнул:

– Никогда!

– Это вообще потрясающе! – продолжал Нудель. – Сима, вы понимаете? Это же сам Модзалевский!

Папа покраснел. Может быть, он не знал, кто такой Модзалевский. А может, просто забыл.

– Жорик, кончай басить! – сказала тетя Лена. – Давай накрывать на стол.

Накрыли на стол.

Там появились бутылка водки, три бутылки лимонада и две «Ессентуков», шпроты, салат оливье, тонко нарезанная докторская колбаса, селедка под шубой и сырный салат с чесноком.