Лоредана. Венецианская повесть - Эмилио Мартинес-Лазаро

Сохранилась лишь одна рукопись, повествующая об этой истории из XVI века, в которой переплелись любовь и политика. Пока невозможно сказать, как она была вывезена из Италии, потому что это скорее всего произошло тайно. Итальянские законы запрещают вывозить национальные литературные и исторические памятники без одобрения министерства культуры. Настоящий том явно не получил бы разрешения на вывоз: в нем содержатся бумаги, изъятые в 1690-х годах из правительственных архивов Венеции. Вскоре это собрание перешло к одной высокопоставленной семье и хранилось в частной библиотеке в течение трех веков, вплоть до прошлого года, когда обедневшие потомки тайно продали и вывезли из страны все свои архивы.

Форма этой повести необычна. Она дошла до нас в виде сборника документов, составленного около 1700 года священником и архивариусом братом Бенедиктом Лореданом. Отпрыск того же рода, что и сама Лоредана, он, должно быть, слышал старинное предание и решил восстановить истинные события, изучив семейные и архивные записи. В процессе своих изысканий он избрал неожиданный способ повествования: предоставлять право голоса самим героям. Отыскивая необходимые свидетельства, он порой опускался до воровства и без колебаний орудовал ножницами и клеем при работе с источниками. Заботясь больше о форме повествования, составитель нарушал хронологический порядок свидетельств, меняя их местами и разбивая на части так, как ему казалось подходящим. Благодаря своему сану и работе в архивах он, вероятно, пользовался свободным доступом ко всем документам.

Я предполагаю, что кража государственных документов была продиктована его принадлежностью к роду, оказавшемуся в самом сердце повести. Возможно, он верил, что таким образом лишь восстанавливает фамильную честь и собственность. А чтобы лучше скрыть свой поступок, замести следы, он просто связал источники вместе, подшивая их в один текст.

Однако этот свод — если можно его так назвать — требует нескольких предварительных слов. Соединяя его отдельные части, брат Бенедикт был так увлечен событийной стороной, что не обращал внимания на богатый исторический фон. К тому же он был еще слишком близок к той эпохе, поэтому книга производит странное впечатление. Современные читатели скорее всего будут обескуражены, когда узнают, что Венеция в эпоху своего расцвета была двухъярусным поселением: город солнца возвышался над мрачным и темным нижним городом. В случае необходимости Венецианская Республика, la Serenissima, превращалась в полицейское государство. Пытки считались обычным явлением, как, впрочем, и во всей Европе. Смертная казнь представляла собой зрелище, повод для грандиозного поучительного спектакля. Большинство людей не имели фамилии. И я мог бы упомянуть еще о многих особенностях — например, о повседневной значимости языка колоколов, труб городских глашатаев и гербов, — чтобы приготовить читателя этой повести к вступлению в этот не похожий на наш мир.

Естественно, возникает вопрос, можно ли доверять документам, собранным нашим священником. Все в них выглядит достоверным: бумага и водяные знаки, химический состав чернил, рукописный шрифт XVI века, имена и даты, не говоря уже об описаниях официальных процедур и основных исторических фактов. Венецианцы были очень аккуратны в своих записях: из-за обширной заморской торговли они привыкли ежедневно браться за перо.

Любая письменная история — всего лишь мозаика. Тщательно изучив множество источников, историк пишет рассказ с началом, серединой и концом. В нем можно найти описания, утверждения, догадки и преувеличения, неизбежные при научном анализе. Однако итоговая картина должна быть воссоздана в воображении читателя, когда он движется по тексту страница за страницей. В этом смысле каждый читающий историю является историком.

Составляя текст «Лореданы» (хотя и оставив его без названия), от себя брат Бенедикт добавлял только названия архивных источников или год события, заключая их в квадратные скобки. В повествовании его голоса нет. Вместо этого нам предлагается мозаика, набор необработанных свидетельств. Каждый документ — часть целой повести, и они переплетаются столь тесно, что создается впечатление, будто нас провели по улицам города и всем слоям общества.

Любопытно, что, словно желая склеить осколки разбитой вазы, Бенедикт Лоредан пронумеровал документы в том порядке, в котором подшивал их в свой свод, таким образом задав определенный порядок течению событий. Скорее всего, только в этом поступке и проявляется его авторский подход.

Я предпринял попытку перевести и издать повесть, поскольку был поражен силой характера Лореданы и стойкостью молодого Орсо, ее возлюбленного. Однако, работая над сборником, я постепенно странным образом стал восхищаться и Бенедиктом.

Так называемый «миф о Венеции» рисует нам картину мудрой, стабильной и спокойной республики, где царили справедливость и умеренность, изящные церемонии и красота. Этот миф развенчивается повестью о Лоредане и Орсо — вернее, работой ее компилятора. И все же после прочтения я не перестал любить Венецию. Хоть это и звучит странно, эта история научила меня смирению перед нашим жребием. И посему за ее спасение от небытия брат Бенедикт — я свято в это верю — заслуживает нашей благодарности.

В поисках сияющих ценностей мы часто превращаем Венецию и Флоренцию эпохи Возрождения в пышные декорации истории — в вымышленный мир, где легче найти оправдание этому животному — человеку. Конечно, мы отчаянно нуждаемся в таком мире, но все же он — побег от реальности. Я считаю, что мы должны набраться духу и прекратить обращаться взором от непривлекательного настоящего к далекому золотому веку. Куда лучше смело принять вызов нашего бесславного мира.

Лауро Мартинес