Феникс и ковер - Эдит Несбит Страница 4

— Держи его! — закричали дети в один голос.

В следующую секунду они уже лежали на полу и с тревогой заглядывали под каминную решетку. Яйцо безмятежно, как в гнезде, покоилось среди тлеющих угольев.

— И то хорошо, что не разбилось, — сказал Роберт, просовывая руку сквозь решетку и пытаясь достать яйцо. Однако, несмотря на то, что прошло всего лишь несколько секунд, оно успело раскалиться до необычайной степени, и Роберт, который уже почти вытащил его, разжал руку и довольно громко воскликнул: «Черт!» Ударившись о верхнюю перекладину решетки, яйцо отскочило назад — в самое сердце пылающего камина.

— Щипцы! — закричала Антея.

Увы, как раз в самый нужный момент щипцы куда-то запропастились. И никто из детей не вспомнил, что в последний раз ими доставали игрушечный чайник со дна стоявшей во дворе кадки, куда его уронил Ягненок. Так что щипцы из детской мирно стояли себе между кадкой и мусорным ящиком, а кухонные щипцы кухарка наотрез отказалась ссудить даже на минутку.

— Ничего! — бодро сказал Роберт. — Попробуем достать его кочергой и совком.

— Тише! — вдруг закричала Антея. — Смотрите, смотрите! Да смотрите же вы наконец! Кажется, сейчас что-то и впрямь случится!

Дело в том, что яйцо в камине вдруг налилось ярким светом, и внутри у него что-то явственно зашевелилось. В следующее мгновение раздался слабый треск, яйцо раскололось надвое, и глазам детей предстала невиданная птица цвета пламени. Она немного понежилась посреди бушующей в камине огненной круговерти, с каждым мгновением становясь все больше и больше, а затем повернулась к детям.

А дети, нужно сказать, безмолвно сидели вокруг камина, открыв рты и выпучив глаза.

Птица зашевелилась в своем огненном гнезде, расправила крылья и выпорхнула из камина. Она сделала несколько кругов по комнате, и где бы она ни пролетала, становилось жарко, как на самом сильном солнцепеке. Полетав в свое удовольствие, она уселась на каминной решетке и уставилась на детей. А дети уставились на нее. Затем Сирил поднял руку и потянулся к птице. Она склонила голову набок и, прищурившись, посмотрела на него. В этот момент она стала так похожа на попугая, который собирается заговорить, что дети ничуть не удивились, когда она и в самом деле произнесла:

— Осторожней! Я еще не совсем остыл.

Как уже было сказано, дети ничуть не удивились. Им просто стало страшно интересно.

Они во все глаза смотрели на птицу. Там было на что посмотреть. Ее перья были словно отлиты из золота. Ростом она была с небольшую курицу, вот только ее заостренный клюв совсем не был похож на куриный.

— Кажется, я знаю, что это такое, — сказал Роберт. — Там есть такая картинка…

С этими словами он бросился прочь из комнаты. Лихорадочные поиски среди бумаг на папином столе принесли, как говорится в учебниках арифметики, «желаемый результат» (и, нужно добавить, несусветный беспорядок в кабинете), но когда Роберт с листом тисненой бумаги в руках и торжествующим криком «Что я вам говорил!» ворвался в детскую, остальные дети только зашикали на него, призывая к молчанию. Он тут же послушно замолчал, да и было отчего — птица снова заговорила.

— Кто из вас, — сказала она, — положил яйцо в огонь?

— Он! — одновременно прозвучали три голоса, и три указательных пальца обвиняюще нацелились на Роберта.

Птица поклонилась — во всяком случае, больше всего это было похоже на поклон.

— Я почитаю себя твоим неоплатным должником, — сказала она чрезвычайно торжественным тоном.

Дети прямо-таки сгорали от любопытства и нетерпения — все, кроме Роберта. У Роберта в руке был листок тисненой бумаги, и уж он-то знал, что почем. Он так и сказал. То есть, конечно, не совсем так. Он сказал вот что:

— Я-то знаю, кто ты такой.

Он развернул и показал остальным листок, на котором были напечатаны какие-то буквы, а над ними, на самом верху, красовалось изображение птицы, сидящей в сплетенном из языков пламени гнезде.

— Ты — Феникс! — сказал Роберт и, судя по тому, что птица всем своим видом выразила удовольствие, угадал.

— Значит, мое имя все-таки не было забыто за два тысячелетия, — сказала она. — Позволь мне взглянуть на мой портрет.

Роберт опустился на колени и развернул листок рисунком к птице. Поглядев на него минуту-другую, она сказала:

— Да… Нельзя сказать, что по такой картинке в меня можно влюбиться, да уж ладно! А что это там за значки? — спросила она, указывая на столбец печатного шрифта (в котором гарантировалось возмещение убытков в случае пожара, если только владелец согласится поставить свою подпись под настоящим страховым полисом).

— А, это… Это не интересно… Тут про тебя не очень много написано, — сказал Сирил, инстинктивно почувствовав, что с этой птицей следует вести себя как можно более вежливо. — Вот зато в книжках тебе отводятся целые страницы.

— И все с портретами? — спросил Феникс.

— Вообще-то, нет, — сказал Сирил. — На самом деле, до сегодняшнего дня я не видел ни одного твоего портрета, но, если хочешь, я могу тебе много чего про тебя почитать.

Феникс согласно кивнул. Сирил вышел из комнаты и вскоре вернулся с огромным (кажется, десятым) томом старой «Британской Энциклопедии», на 246-ой странице которой нашел следующее:

— «Феникс, в орнитологии, мифологическая птица, водившаяся в античные времена».

— Насчет античных времен все правильно, а вот что касается «мифологической» птицы, то тут я не согласен. Я что, похож на мифологическую птицу?

Дети отрицательно покрутили головами. Сирил продолжал читать:

— «Древние полагали, что в мире существовал всего лишь один Феникс — либо других никогда не было, либо этот являлся последней особью рода».

— В общем, правильно, — согласился Феникс.

— «По их описаниям, Феникс был величиной с орла…»

— Орлы бывают разной величины, — сказал Феникс. — Такое описание никуда не годится.

Все это время дети теснились на каминном коврике, стараясь быть как можно ближе к Фениксу.

— Этак у вас мозги вскипят, — сказал он. — Я уже почти остыл, так что нам можно сменить место. А ну-ка, поберегитесь!

Взмахнув золотыми крыльями, он мягко перепорхнул с решетки на край стола. Он и впрямь почти остыл — в воздухе лишь чуть-чуть запахло паленым, когда его когти коснулись скатерти.

— Немного почернела, но это отмоется при первой же стирке, — сказал по этому поводу немного смущенный Феникс. — Пожалуйста, продолжайте читать.

Дети немедленно сгрудились вокруг стола.