Фаворит императрицы - Нина Соротокина Страница 96

– Когда помру, – говорила Варвара Петровна, – все тебе оставлю. Матвей пусть себе деньги у братца-сквалыги отсуживает, а я свои денежки завещаю по женской линии.

– Спасибо, тетенька.

– Боюсь только, что, может быть, долго тебе придется моей смерти дожидаться.

– Господь с вами, тетенька, что вы такое говорите? Вы же моя благодетельница!

– Так-то оно так, но и благодетельницам надо не заживаться. А я, может, еще двадцать лет проскриплю.

– Дай вам Бог здоровья, тетенька.

– Малое приданое я тебе и при жизни справлю, но большого не жди. Давай смотреть, что я тебе на свадьбу подарю.

Приносили ларец с драгоценностями. Каждая брошка, ожерелье и кольцо имели свою судьбу, и Варвара Петровна рассказывала об этом со всеми подробностями:

– Это маменькино… дед из польского похода привез. Это бригадир к свадьбе подарил, брильянт этот стоит многие сотни! Слушай, как все было…

Потом Варвара Петровна требовала, чтобы Клеопатра примеряла все драгоценности, и, извлекая из ларца очередной браслет или ожерелье, приговаривала:

– Это тебе к свадьбе подарю, это твоей дочери подарю, ведь будет же у тебя дочь!

Надо сказать, что все эти примерки не только не радовали Клеопатру, как должны были бы радовать любую девицу, но были пыткой, потому что заканчивались всегда одинаково. Варвара Петровна окидывала взглядом племянницу и говорила:

– Красавица… Как есть египетская царевна! И если ты думаешь, что я тебя Родьке Люберову отдам, то ошибаешься. Родька твой голытьба и арестантский сын, хоть и человек очень неплохой. Прямо скажу – хороший. Но ненадежный. А потому не для тебя он. Ты у меня для жизни богатой приспособлена. И ты должна мне верить, потому что я тебя люблю.

Однажды Клеопатра не выдержала и крикнула с горечью:

– Это не любовь, а тиранство!

Что тут было! Клеопатру простили только потому, что она после своей реплики так рыдала, что доплакалась до обморока, а Варвара Петровна как была скалой неприступной, так ею и осталась. Только сказала приживалке:

– Вот как тяжело из Клеопатры дурь-то выходит. Страстная девица. Я сама такой была…

– Такой и остались, – пискнула приживалка, зная цену как благорасположения, так и гнева барыни.

Но мытаря племянницу, Варвара Петровна не предпринимала никаких действий для поиска надежного жениха. А ведь достаточно было объявить, что дает за племянницей хорошее приданое, а голытьбе не отдаст, мол, денежка к денежке, и тут бы явился принц – не красавец, но с достатком. Но тетка решила, видно, пустить дело на самотек, а скорее всего ей интересно было носиться со своими мечтами, которые она умела так разукрасить, что мечта становилась реальностью.

Это вообще в характере людей. Как часто женщины, мечтая, скажем, о новом платье, примеряя его мысленно и так и эдак, купят потом материал и приклад в виде лент и кружев и спрячут штуку шелка в сундук, совершенно охладев к этой не сшитой одежде. Иногда достаточно модную картинку посмотреть, мысленно повертеться в таком же платье среди подруг и охладеть к обнове – все, относила. Так и у Варвары Петровны мечты о счастье и богатстве племянницы было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя щедрой, доброй и заботливой. И чего ты на меня сердишься, если я о тебе так хорошо мечтаю? Если бы Клеопатра поняла всю подноготную этих примерок, разговоров и обещаний, то жила бы себе покойно в ожидании Родиона. Но не тот был у Клеопатры характер. Она сама слов на ветер не бросала и не понимала, как это могут делать другие. Словом, мука была, а не жизнь!

Гостей в доме из-за осенней хмари приубавилось, а женихи как-то вдруг исчезли. Только верный артиллерист Кирилл Иванович по-прежнему не забывал дорожку к дому бригадирши, надеясь преданностью своей заслужить если не руку прекрасной Клеопатры, то хотя бы прочное благорасположение тетки ее. Он уже понял, что сердце девицы занято, и находил невинную радость в тихих беседах. Главное, чтоб тебя слушали, и ты уже не одинок.

Сидели у самовара, пили чай. Артиллерист рассказывал не без самодовольства, что его повысили в чине и при этом наградили службой весьма полезной и приятной. Фейерверки он, конечно, не оставит, святое дело сильным мира сего душу веселить, да и прибыльно. Но с отроками он может поделиться опытом своим и знаниями.

– Это какие же отроки и что за место? – без интереса спросила Варвара Петровна, только чтоб разговор поддержать. – Иль репетиторствовать начал?

– Отнюдь нет! – обрадовался ее заинтересованности артиллерист. – Отроки обретаются в Сухопутном шляхетском корпусе, открытом недавно стараниями нового фельдмаршала Миниха. Отличное у вас варенье из крыжовника, Варвара Петровна. Вы изволите в него класть лавровый лист, я так понимаю?

– И правильно понимаешь, батюшка. И скажу тебе, лавровый лист нынче очень недешев.

Об учреждении шляхетского корпуса много было разговоров в Петербурге. Всех потрясло, что для учебного заведения отдали дворец самого князя Меншикова, сосланного в Березов, дворец роскошный, с парком и прочими строениями, то есть беседками, гротами и церковью, где на башне били куранты. Теперь новоиспеченный педагог с жаром рассказывал про дом кирпичный в три высоких этажа с кровлей, крытой железными листами.

– Говорят, те железные листы были выкрашены в розовый цвет. Красиво, знаете! – умилялся артиллерист.

– Вот ужо война с турками будет, – продолжала тянуть свою линию Варвара Петровна, – лавровый лист опять подешевеет. Когда батюшка Петр I Азов воевал, турецкого товару было – завались. И лист, и пряности всякие, и перцу горохом. И все в полцены. Я тогда большую шаль по случаю приобрела… Я вам скажу – шелк тончайший, а уж вышивка… Я тебе, Клёпа, эту шаль к свадьбе подарю.

– Спасибо, тетенька, – склонила признательно голову Клеопатра и тут же обратилась к артиллеристу: – Так вы говорите, этот шляхетский корпус Миних организовал? Я и не знала.

– А какого цвета сейчас во дворце крыша?

– Пегая, Варвара Петровна. Все выцветает и приходит в упадок. Рассказывали, что когда дворец под заведение получили и первый раз в него вошли, то ахнули. Все обобрали. Мебель вынесли, это понятно, об этом и говорить не пристало, но ведь изразцы из печей повыковыривали, лестницу узорную деревянную наполовину разобрали и унесли. Пока дворец казенный стоял, это, почитай, ничей.

– Любят у нас на Руси красть, что плохо лежит, – согласилась Варвара Петровна. – Прямо страсть бесовская!

– Народ-то как рассуждает? Случись наводнение, стихия все приберет. А здесь можно к делу приспособить. Хоть бы и на дрова, – рассудительно сказал артиллерист, всеобщее воровство его мало волновало.

– И как же ваши ученики в голых помещениях – не бедствуют? – спросила сердобольная Клеопатра.

– Ни боже мой! Все починено, отремонтировано, спальные покои, учебные классы, рапирные… Классов много. Я веду курс фортификации и артиллерийского дела. Конечно, сообщаю ученикам, как фейерверки жечь, не без этого. Стараниями государыни нашей введены и общие предметы. Скажем, юный дворянин не имеет страсти к фортификации, стрельбе и геометрии. Он может, если сочтет полезным для себя, изучать юридическое дело, географию и даже историю.