Обретённое наследство - Лариса Шкатула Страница 9

– Рассказывала, но я же, если ты помнишь, и сокрушалась при этом, что меня Всевышний никакими талантами не наделил.

– Кто знает, – сказал Шастейль загадочно, – а вдруг именно теперь, когда тебе угрожает опасность, знания предков проснутся… В сложных ситуациях, когда идёт речь о жизни и смерти, человек оказывается способным на поступки, которые в обычной жизни ни за что не стал бы совершать… Садись на весла, Софи, и не спорь! Я хочу наконец посмотреть, что у Мари с лицом.

– Да я и грести не умею, – сказала она, но её никто не услышал. Вернее, на эти слова не обратили внимания.

Ничего не оставалось, как пробраться на место гребца и для начала просто посидеть там, приноравливаясь к кажущимся неподъемными вёслам.

Соня осмотрела море от горизонта до горизонта – никакого знака, указания свыше, – казалось, все части света потеряли вдруг свои направления и слились в некий круг или пятачок, в котором находилась их лодка, чтобы не стоять на месте, а передвигаться по кругу, в зависимости от того, куда направлен нос лодки…

Тогда она задала себе мысленный вопрос, где земля, и на мгновение ушла в себя: чем чёрт не шутит, Жан может оказаться прав. Ничего внутри не отзывалось на её молчаливый вопрос.

Но стоило Соне взяться за весла и неуклюже приподнять их, глубоко погружая в воду, как то ли из глубины моря, то ли откуда-то с неба к ней пришло озарение: берег там!

Она с трудом развернула лодку и, стирая кожу на нежных ладонях, стала грести в сторону этого «там».

Прошло довольно много времени, пока Соня наконец освоилась и перестала дергать весла и погружать их слишком глубоко. И плескать ими, обдавая брызгами сидящих на корме товарищей по несчастью.

Словом, когда дело наконец пошло на лад, она смогла обратить внимание на то, чем занимался в лодке доктор Жан Шастейль.

«Ну понятно, голодной куме всё хлеб на уме», – с усмешкой подумала Соня и очень своим мыслям удивилась. Потому что подумала она по-русски и тут же перевела свою мысль на французский язык, как будто в голове её сидел другой, отличный от первого человек.

Вот так она потихоньку и превращается и не во француза, и не в русского, а непонятно в кого. Как говорила покойная маменька, «пошел к куме, да засел в тюрьме!»

Между тем Жан Шастейль, заставив Мари умыться морской водой, намочил небольшой кусок оторванного от собственной рубашки полотна и осторожно протирал девушке лицо, смывая с него засохшую кровь и что-то при этом приговаривая.

Княжна на минутку прекратила грести и прислушалась.

– Всевышний услышал мои молитвы, не испортил мою работу. Здесь болит? Ничего, пройдёт, а вот здесь ты потерпи немного, разгладим эту припухлость… Еще несколько дней, сойдут твои синяки, и будешь ты у нас снова красавицей.

Соня услышала, как прыснула Мари – странно, с доктором она в момент становилась другим человеком, даже будто кокетничала, чего за ней в другое время Соня не замечала.

– Не помню, чтобы я была красавицей, – проговорила та, – но вам виднее.

А на самом деле их общение слишком затягивалось, в то время как руки княжны начинали всерьез болеть, так что она, глядя на них, невольно застонала, чем привлекла наконец внимание Шастейля.

– О, Софи, у тебя уже кровавые мозоли. Прости, я увлёкся. И эта моя глупая затея насчет того, что ты почувствуешь нечто свойственное особо одарённым людям… Они безошибочно определяют части света, находят в песках воду… Я подумал, что вдруг к тебе придет некое озарение… насчёт берега…

– И ты не ошибся, Жан! – вскричала Соня и так резко поднялась с сиденья, что чуть не опрокинула лодку.

– Ты хочешь сказать, что почувствовала… что знаешь, где берег?

– А куда, ты думаешь, я гребла?

– И куда?

– Да к берегу же!

– Ну, это ты брось! – недоверчиво произнес Шастейль. – На дворе у нас, хвала Господу, тысяча семьсот восемьдесят шестой год, ведьм мы всех пережгли ещё два века назад…

– Варвары! – фыркнула Соня.

– Скажи теперь, что ты слышала мычание коров.

– Чего не слышала, того не слышала, – сказала Соня. – Но разве не ты только что уговаривал меня вспомнить о даре предков и поднатужиться, увидеть за много миль отсюда берег земли?

– Так он все же за много миль отсюда? – уныло протянул Жан.

– Я этого не говорила. Могу даже сказать точнее: если ты будешь посильнее налегать на правое весло, мы доплывем до него гораздо быстрее.

Внезапно что-то выскочило из воды и, пролетев над Сониной головой, плюхнулось прямо в воду. Княжна от страха завизжала самым неподобающим образом.

– Не бойтесь, госпожа, – тронула её за руку Мари, – это всего лишь летающая рыба.

– А разве такие бывают? – переведя дух, спросила Соня.

– Конечно, бывают, – ответила Мари. – Когда вы… лежали там, на палубе, я стояла у борта и много их видела. А ещё один матрос выловил из моря какого-то водяного паука, такого здорового да страшного…

– Паука? – содрогнувшись, переспросила Соня.

– Не пугайте княжну, Мари! – усмехнулся Жан. – Никакой это не паук, а всего лишь кальмар. Такой съедобный моллюск. Если его правильно приготовить…

– Только не надо мне рассказывать про вашего моллюска! Я всё равно не стану его есть, даже будучи очень голодной.

– Не зарекайтесь, Софи, – покачал головой Шастейль. – Если ваш нюх – или ясновидение – нас подвёл, кто знает, как надолго придётся нам растягивать скудные запасы пищи и что по причине отсутствия оной есть!

– Как же так, – вмешалась вдруг Мари, которая прежде такой привычки не имела, – вы же говорили про берег, и вдруг – растягивать?

– Я же сказал, на всякий случай, – возразил Жан. – Вдруг княжна ошиблась. Мы будем надеяться, а окажется, что всё напрасно.

– Тебя бросает из одной крайности в другую, – рассердилась Соня. – Я бы даже посоветовала тебе держать свои сомнения при себе. Еще накликаешь чего-нибудь…

– В самом деле, доктор! – Мари приложила забинтованную руку к груди. – Положимся на Господа. Помог же он нам уйти с корабля вовремя. Как подумаю, что ещё немного… – Она вздрогнула и перекрестилась.

– Ты боишься умереть от голода? – поинтересовался Жан, налегая, как и было сказано, на правое весло.

– Я боюсь за госпожу, – сказала Мари и посмотрела на Соню таким влюбленным взглядом, что у Сони от умиления на глаза навернулись слезы.

– Спасибо, Мари, – шепнула она и кончиками пальцев осторожно коснулась её щеки. – Нам остается молиться и грести туда, где должен быть берег.