Королева Таврики - Александра Девиль Страница 89

Ребенок шевельнулся у нее под сердцем, и она, нежно улыбаясь, положила руку на живот. Даже под толстой меховой одеждой ее рука ощущала толчки маленьких ручек и ножек. Этот еще нерожденный малыш казался очень подвижным и бойким, несмотря на те страшные испытания, которые пришлось пережить его матери в первые месяцы беременности. Марине до сих пор не верилось, что все позади и между нею и Донато больше нет неодолимых преград, и их ребенок не родится бастардом.

Она задумчиво посмотрела в морскую даль, потом, вспомнив о будничных делах, поискала глазами Агафью, но не нашла ее среди сновавших между навесами и лавками людей. Зато справа от себя, у подножия стены, спускавшейся к морю, она заметила странного торговца снадобьями, которые он разложил прямо на земле, подстелив под них рогожку. Его обросшее бородой лицо показалось ей знакомо, хотя оно было наполовину скрыто вязаным шлемом, какие часто носили зимой латиняне. Он тоже посмотрел на нее. И по его сверкающим проницательным глазам она узнала знахаря-отшельника и своего спасителя Симоне. Марина чуть не позвала его по имени, но вовремя удержалась, потому что он вдруг прижал палец к губам, делая ей знак, чтобы не показывала своего знакомства с ним. Видеть Симоне здесь, в городе, да еще в роли бродячего торговца, казалось более чем странным. Марина сразу же связала это с печальной историей его сыновей, не в добрый час решивших искать военную удачу. Она знала, что Томазо не оставил мысли отомстить Мамаю за бессмысленную гибель брата, и Симоне поддерживал его в этих намерениях. А возможно, Томазо заразил желанием мести и других генуэзцев, чьи родичи и друзья полегли на Куликовом поле потому, что Мамаева конница помешала им сдаться в плен.

Впрочем, сама судьба уже отомстила властолюбивому темнику. До Кафы дошли слухи о том, что Мамай был наголову разбит Тохтамышем у реки Калки, где некогда монголы истребили соединенное войско русских князей. Неверные мурзы Мамая перешли к его удачливому сопернику, а сам он куда-то бежал. Томазо говорил, что, по всей видимости, Мамай бежал в Кафу или Солхат. Доверяя Донато как своему спасителю, юноша однажды признался, что хочет найти Мамая и поступить к нему на службу, дабы легче было отомстить. И вот сейчас, увидев на базаре Симоне, который явно скрывал свою личность, Марина заподозрила, что отец и сын уже приступили к осуществлению безумного плана мести. Она невольно подалась вперед, охваченная не только удивлением, но и какой-то смутной тревогой, при этом не заметив, как у нее с головы съехало покрывало и пышные волосы разметались на ветру. Молодая женщина даже не подозревала, как была хороша в эту минуту — золотоволосая, с нежным румянцем на белом лице, с блестящими глазами цвета морской волны. Глядя на ее хорошенькую головку в окне повозки, никто бы и не заподозрил, что Марина беременна. Несколько мгновений она смотрела на Симоне, а потом, вдруг почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, повернула голову в другую сторону. Там, шагах в десяти от нее, прислонившись к деревянному столбу, стоял мужчина в длинном темном одеянии, напоминающем одновременно и латинский плащ-гупелянд, и восточный халат. Мужчина был среднего роста, плотного сложения и, кажется, немолодых лет. Впрочем, трудно было судить о его возрасте и внешности, потому что лицо незнакомца наполовину скрывала повязка, прикрепленная к тюрбану. И лишь узкие раскосые глаза выдавали его азиатское происхождение. Взгляд этих глаз, пристальный и упорный, был устремлен на Марину. Чуть позади дерзкого незнакомца прохаживались, зорко посматривая по сторонам, двое крепких и таких же закутанных, как он, молодцов свирепого вида, которых можно было принять за его охранников. Нахмурившись, Марина прикрыла голову покрывалом, отвернулась от странного, показавшегося ей опасным наблюдателя и велела вознице отъехать в сторону. Но возница — старый половчанин Копти — был глуховат и, не услышав хозяйку, остался стоять на месте.

В этот момент к повозке подошел юноша в таком же вязаном шлеме, как у Симоне, и тихим голосом поприветствовал Марину. Это был не кто иной, как Томазо, еще более возмужавший и посуровевший лицом, чем стразу после возвращения из Руси.

— Вы здесь одна? — спросил он удивленно.

— А почему бы нет? — улыбнулась Марина. — Разве мне что-то угрожает на улицах Кафы? Вот, сижу здесь, смотрю на море, пока Агафья покупает рыбу. А Донато сейчас в Солхате по поручению консула.

— Я знаю.

Марина спросила, понизив голос:

— Я заметила тут рядом Симоне; это как-то связано с тем вашим замыслом… отомстить?

Томазо сдвинул брови и кивнул.

— И ты уже начал выполнять задуманное? Поступил на службу к тому, к кому хотел?

— Да. И мой… гм, хозяин здесь, недалеко, — ответил Томазо с мрачной усмешкой.

— Да ну? — глаза Марины загорелись любопытством. — А где он, покажи?

— Сейчас я к нему подойду, — тихо сказал юноша. — Но об этом — никому ни слова.

Марина, стараясь не выдать своего особого интереса и делая вид, что рассеянно поглядывает по сторонам, проследила за Томазо и с удивлением, а отчасти и испугом, обнаружила, что его «хозяин» — тот самый татарин, что глазел на нее поверх платка, прикрывавшего его лицо. «Значит, это Мамай?.. — подумала она потрясенно. — Тот самый зловещий хан?..»

В первые минуты Марина возмутилась тем, что кровавый темник разгуливает по Кафе, и никто до сих пор не узнал его, не бросился на него прямо в городе, средь бела дня, с кинжалом, чтобы при всех свершить возмездие, которого он вполне заслуживал. Но, поразмыслив, она поняла, что не все так просто, что законы Кафы и гибкая политика генуэзского консула охраняют затаившегося злодея от прямой расправы над ним. И, видимо, правы были Томазо и Симоне, избравшие другой, более осторожный, план мести.

Краем глаза она следила, как юноша о чем-то тихо беседовал с «хозяином», потом, кивнув ему, снова подошел к повозке, из которой с деланно равнодушным видом выглядывала Марина. По лихорадочно блестевшим глазам Томазо молодая женщина поняла, что юноша хочет сообщить ей нечто особенное.

Он был так взволнован, что забыл об условностях этикета и обратился к Марине на «ты», как к простой ровеснице:

— Послушай, я должен сказать тебе что-то очень важное! — он повел глазами в сторону возницы. — Но это секретный разговор.

— Не бойся, Копти плохо слышит, а Агафью, если вернется, я отошлю в сторону, — успокоила его Марина. — Говори, я вся внимание.

— Оказывается, Мамай тебя заметил и ты ему очень понравилась. А увидев, что я с тобой разговаривал, он стал расспрашивать меня о тебе и заявил, что хочет встретиться с тобой. Я солгал ему, что тебя зовут Бандекка, ты служишь в «Золотом колесе» и сегодня уезжаешь из Кафы в Солхат. Тут я ничем не рисковал, я знаю, что Бандекка действительно уехала, — так что, если хозяин вздумает о ней расспрашивать, то ему это подтвердят. Но он не успокоился, стал просить меня, чтобы я уговорил тебя встретиться с ним наедине. Обещает тебе щедрую награду. — Томазо сдвинул брови и криво усмехнулся. — Видно, чует, что жить ему осталось недолго, и жаждет удовольствий, а золотоволосые красавицы ему всегда нравились.