Королева Таврики - Александра Девиль Страница 86

— Да у меня не рана — царапина! — улыбнулся парень. — А вот товарищи мои, Фрол и Томислав, — он указал в сторону повозки, — сильно пострадали. К нам на хутор везу, потому что им до своего селения далеко.

— А где битва-то была? — спросил Ярец.

Гридя перевел взгляд на спутников отца, и Тырта ему пояснил:

— Это Ярец, наш родич, ты его должен помнить. А эти двое, — он указал на итальянцев, — попутчики его от самой Кафы, купцы. Они тут ищут своих раненых.

Парень кивнул, не слишком вдумываясь в слова отца. Торжество победы сейчас затмевало для него весь мир.

— Так расскажи о битве, Гридя, — попросил его Ярец.

Молодой воин принялся охотно описывать пережитые события:

— Место князь выбрал возле впадения Непрядвы в Дон. За нами были реки, а по обеим сторонам — овраги и леса; они потом стали помехой для татарской конницы. Наше войско выстроилось еще до рассвета: в середине — большой полк, впереди — передовой и сторожевой, позади — запасной, по сторонам — полки правой и левой руки.

— А ты в каком был? — нетерпеливо спросил Тырта.

— Мы с Семеном Меликом были в конном засадном полку у воеводы Дмитрия Ивановича Боброка-Волынца. Князь поставил наш полк в Зеленой дубраве и велел не вступать в бой до самой последней минуты. Потому так вышло, что первую половину битвы я не сражался, а наблюдал издали. С утра был туман, а когда он рассеялся, я увидел, как с Красного холма спустилось Мамаево войско. Оно было похоже на черную тучу: на черных конях, в темных латах из буйволовой кожи. А посередке татарского построения шла фряжская пехота: латы железные блестят, копья лежат на плечах впереди идущих. Посмотрел я на всю эту силищу конную и пешую — и страшно стало. Но потом сказал сам себе: разве наша сила слабее, хуже? Да нам ведь родная земля помогает, мы же на ней сражаемся!

Донато напрягся, когда молодой русич упомянул о фряжской пехоте, и дальше слушал с удвоенным вниманием.

Гридя рассказывал о поединке богатырей, с которого началась битва, об отваге князя Дмитрия, вступившего в бой как простой воин и сражавшегося в передних рядах, о кровопролитной сече, об огромных потерях большого полка, стоявшего насмерть:

— Много людей полегло с обеих сторон, кровь лилась, как вода… Наши пешие воины не только от оружия погибали, но и под конскими ногами, и от тесноты великой задыхались. Но не отступал большой полк, стояли ратники плечом к плечу, ощетинившись копьями и рогатинами. Многие погибли, но и татарскую конницу, которая на них наскакивала, они вконец измотали. Тогда Мамай перенес главный удар на полк правой руки, но и там не удалось сломить наших воинов. И тут свежая Мамаева конница, как ураган, обрушилась на полк левой руки и потеснила его, и наш резервный полк тоже не устоял. Еще немного — и татары зашли бы к нам в тыл, к переправам, отрезали бы путь к отступлению. Тогда воевода Боброк, который долго нас, нетерпеливых, удерживал в ожидании урочного часа, сказал: «Время пришло! Дерзайте, братья и други, и да поможет нам сила Святого Духа!» И наша конница вырвалась из Зеленой дубравы. Но дальше я вам не могу рассказать, как шло сражение по всему полю, потому что сам я был на коне и в гуще битвы, видел только то, что передо мной, рубил врагов, пока рука не устала. Опомнился лишь, когда утихла сеча и враги отступили. Часть татарской конницы потонула в Непрядве, а другая бросилась к Красному холму и по пути давила свою же пехоту. После битвы стали мы раненых спасать. А убитых не счесть, все поле покрылось их телами, земля пропиталась кровью. И хоронить их еще долго…

— А что сталось с генуэзцами? — спросил Донато, забыв даже притвориться, что не понимает славянский язык. — Они попали в плен?

— Купец тебя спрашивает, многие ли фряги попали в плен, — пояснил парню Ярец.

— Фряги? — Гридя почесал затылок. — Да не было пленных, они все полегли.

— Как полегли? Погибли? — воскликнул Донато. — Не может быть, чтоб они не сдались в плен! Зачем им было погибать за татарского хана? А русичам зачем их было убивать, ведь за них могли дать немалый выкуп!

— Не знаю, о чем этот купец толкует, а только пленных я не видел. — Гридя настороженно покосился на итальянцев, потом сказал отцу: — Устал я сильно, и товарищи мои страдают от ран, а до нашего хутора еще неблизко, так уж ехать надо бы побыстрей.

— И я возвращаюсь домой с сыном, — повернулся Тырта к Ярцу. — А ты как? С нами на хутор?

Ярец посмотрел на Донато:

— И тебе уже ни к чему ехать вперед, пора в обратный путь. Ничего не поделаешь, такая судьба. Нет в живых твоих фрязей.

— Я все равно поеду к месту сражения! — твердо заявил Донато. — Пока сам не удостоверюсь, что Томазо и Бартоло мертвы, обратно не вернусь.

— Ну, куда же тебе ехать? — развел руками Ярец. — Ты и дороги-то сам не найдешь! Да ведь там только что битва завершилась, повсюду воины, ратники снуют, а на поле — убитых и раненых не исчислить. Тебя же любой татарин, а то и русич может сгоряча или ненароком убить.

— Ничего, я сумею за себя постоять. Расскажи мне, как ехать, а сам можешь возвращаться, если боишься. Хотя я, помнится, тебе заплатил не за то, чтобы ты останавливался на полпути.

— Ладно, негоже мне тебя не сопроводить на чужой земле, — вздохнул Ярец. — Поеду с тобой. Только отсюда до устья Непрядвы неблизко, ехать придется до вечера.

— Хоть до утра!

Ярец распрощался с родичами и, вновь приступив к обязанностям проводника, поехал впереди итальянцев.

Теперь Донато стремился вперед, уже почти ни на что не надеясь, и все-таки никакие доводы рассудка не смогли бы его остановить, он должен был пройти намеченный путь до конца.

Предусмотрительный Ярец возил в своей дорожной котомке довольно потрепанный плащ, напоминающий одеяние не то монаха, не то странника, и вскоре посоветовал Донато накинуть это рубище поверх одежды, что римлянин и сделал, хотя поначалу такая предосторожность показалась ему излишней. Но потом он понял, что Ярец был прав, ибо чем дальше, тем чаще навстречу стали попадаться телеги с ранеными, а также пешие ратники и ополченцы, которые порой с подозрением оглядывали троих всадников, спешащих к месту, где накануне произошло кровопролитное сражение. Отъехав в сторону от своих спутников, Ярец переговорил с одним из легко раненных русских воинов, а затем, вернувшись к Донато, сообщил, что князь Дмитрий со своими воеводами несколько дней будет оставаться на месте, торжествуя победу, и вернется в Москву лишь после погребения всех павших. Еще говорилось о богатой добыче, захваченной у татар: множество шатров, телег, лошадей, верблюдов, оружия, ковров, дорогой одежды и утвари. О пленниках же — тем более о пленных итальянцах — этот воин, как и Гридя, ничего не мог сообщить.

— Зря ты упрямишься, Донато, — вздыхал Ярец. — Ведь раз нет пленных — значит, все они полегли. Не могли же пешие фряги убежать от русской конницы.

Римлянин промолчал, продолжая упорно следовать вперед. И все же в лесном урочище у истоков Непрядвы Ярец вынудил своих спутников сделать привал, потому что и сам он, и Никколо выбились из сил, а Донато держался одним лишь напряжением воли.