Прощаю - отпускаю - Анастасия Туманова Страница 82

– И откуда только такая краса берётся?! Васёна, почему ты не выходишь замуж?

– Прикажете выйти?..

– Боже упаси, я не принуждаю! Но неужто тебе никто не нравится? У меня уже Ванька-конюх тебя выпрашивал! И Федька со скотного в ногах валялся, чтоб тебя ему отдали! Даже из деревни сваты приходили! Вот уж не пойму, как они смогли тебя разглядеть, если ты из усадьбы-то не выходишь! Я уж, право, устала всем им отказывать!

– Воля ваша, отдавайте, если вздумали, – говорила, чуть бледнея, Василиса. Настя с досадой отмахивалась:

– Вот же дура! Говорят тебе, я своих людей насильно не выдаю и не женю! Но, право, странно… С твоей красотой… Впрочем, как сама знаешь. Не передумала с огородом-то?

Об огороде посреди зимы и думать было незачем. Настя задавала свой вопрос лишь для того, чтобы посмотреть, как освещается мягкой, мечтательной улыбкой лицо девушки.

– Николи не передумаю, барыня! Сами увидите, сколь добро получится! И цветы посадим, где вы распорядиться изволили – под окном! Пусть только весна придёт, ужо увидите!

Слово своё Василиса сдержала и с наступлением апрельского тепла страстно взялась за дело. И прялка, и игла были забыты. За несколько дней Васёна сама, не подпуская никого из дворовых, очистила, вскопала и перебрала от сорной травы землю под окнами усадьбы. Всю следующую неделю она спозаранку исчезала из имения с корзиной в руках – и возвращалась к полудню, а то и к вечеру, уставшая, но счастливая, с полной корзиной разнообразной цветочной рассады.

– Да где ты только берёшь это всё?! – ужасалась Настя, глядя на то, как Васёна рассаживает на клумбе хрупкие кустики бархатцев, люпины, росточки астр, сильные, крепкие побеги мальв. – Неужто просишь по соседям? Что там обо мне подумают?!

– По старым знакомствам хожу, барыня, – туманно отвечала Василиса, бережно, как больного щенка, держа в руках росточек пармской фиалки и что-то ласково нашёптывая ему. – Не беспокойтесь, никакого греха нет. И господам убытков тоже. На будущий год уж и свои семена будут! И, если дозволите, в Смоленск съезжу, мы с дедушкой там знали, у кого брать…

Настя только махала рукой, не желая признавать, что новое дело захватило и её. Теперь, проснувшись утром, она первым делом спускалась вниз, к новорождённой клумбе, чтобы посмотреть, что поднялось и распустилось за ночь. Возле клумбы она неизменно заставала Васёну – босую, с подоткнутым подолом. Та что-то продёргивала, поливала или выкапывала.

– Доброго утречка, барыня! Видали – маргаритки-то как поднялись! А я уж как боялась, что здесь им темно будет…

– И то правда, какие чудные! – Настя с интересом смотрела на розовые головки маргариток. – Но послушай, если им темно, – может быть, липу спилим?

– И-и, не думайте! Липа – дерево хорошее! Оно любой сад бережёт, и цветы без ней затоскуют… Ну – ладно! Далее вы и без меня справитесь, а мне в огород пора! – Васёна одёргивала перепачканный подол, с явным сожалением выбиралась из клумбы и решительным шагом двигалась через всю усадьбу в огород. Вслед ей летели восхищённые мужские взгляды.

– Вот ведь дура так дура! – сердито говорила Дунька, приходя к барыне. – Все парни через эту Василису уже с ума посходили, а ей хоть бы что! Одни эти цветы на уме! А что это такое, цветы-то, – трава и есть пустая! Давеча Васёнка опять с утра из дома смылась, к полудню вертается – аж сияет вся тазом медным! А за нею Ванька-конюх идёт и корзину несёт с какими-то луковицами грязными – ма-а-ахонькими, как фасоль! А рожа-то глупая-глупая, аж противно!

– У луковок?

– Да у Ваньки же! – не замечала насмешки Дунька. – А эта ведьмища даже и не чует ничего! «Спасибо, Иван, поставь на землю – да в тенёк, не под солнце!» Тьфу, завелась на наши души, землеройка! И какой с неё, спрашивается, в хозяйстве прок?!

Бурчала, впрочем, Дунька зря: прок от «землеройки» определённо был. Едва осмотревшись в обширном хозяйском огороде, Васёна объявила, что половина овощей сажалась прежде неправильно, и если сего прискорбного факта не изменить, то к осени вырастет одна мелочь. «Огородные» девки взвыли. Настя схватилась за голову. Дунька завопила, что проклятая ведьма всё врёт и только набивает себе цену. Но Василиса быстро погасила все страсти, поклявшись, что наведёт порядок и здесь.

За дело она взялась не сходя с места и сама целый день, на солнцепёке, вскапывала, как одержимая, длинные гряды. Девки, ворча, вынужденно следовали её примеру. Василиса не давала покоя никому. Стоило уморившейся работнице потихоньку отползти к краю огорода, в благословенную тень черёмухи, как вслед ей летело негромкое:

– Это куда ты, Фроська? Полгряды не кончено!

– Да чтоб тебя разорвало! – вскидывалась Фроська, вылезая из кустов. – Явилась на наши души, хужей урядника! Да что ты за начальство такое, а?! Ишь, взялась распоряжаться, зараза! Ну, что ты мне сделаешь? Барыне побежишь жаловаться?!

– Вот ещё. – Василиса не спеша выпрямлялась и смотрела прямо в лицо опешившей Фроськи синими гибельными глазами. – Мне жалиться никому не надо. Я тайную силу знаю.

– Это какую же, Похвальба Хвастуевна?!

– А вот попробуй гряды не закончить – сейчас и узнаешь! – спокойно отвечала Васёна и, не глядя более на Фроську, склонялась к земле. Фроська независимо фыркала… И возвращалась к работе.

– Кто её, нечистую, знает… – плевалась она вечером в людской. – Может, и впрямь тайное что ведает… Гляньте на неё, краса такая, что барам впору, – а замуж не хочет! Цельными днями только в грязи роется – да рада при этом так, будто жемчуга перебирает! Парней в упор не видит! Вечером в людскую прибежит, штей нахлебается – и спать повалится, ни на какие игрища не идёт! Как бабка старая! Наши-то говорят: «Васёна, сходи с нами, хоровод поведёшь! Парней-то пожалей, измучились по тебе!» А она только рукой машет. Ведьма как есть! И за что только таким дурындам Бог красу даёт, когда они с ней и обращаться не умеют?! Ещё и огород барыне перепортит! Где вот это видано, чтобы огурцы покрывать?! Отродясь этого не было! Родились и крестились, а такого не видали!

Однако Василиса явно знала, что делала. По её совету грядки с огурцами на ночь стали укрывать полотном и рогожей. Когда на Васильев день в середине мая неожиданно ударил заморозок, во всей округе только у Закатовых не побило чернотой огуречные ростки. Как бешеные, принялись тянуться из земли свёкла и репа. Картофель топорщился сильной, сочной, ничем не повреждённой ботвой (Василиса лично опрыскала все гряды разведённым в воде табаком). Морковь, которую Васёна под протестующие вопли других огородниц сама проредила «до чёрных заплат», неожиданно попёрла из земли так, что на неё сбегалась посмотреть вся дворня. Видя такой успех, Настя отдала под начало Василисы пятерых девок и Евдокима: неразговорчивого, хромого, но сильного мужика, исполнявшего в имении всю грязную работу. Этот небольшой отряд слушался Васёнку беспрекословно, и работа в огороде закипела.

– Прекрасное приобретение вы сделали, друг мой! – обрадованно говорила Настя мужу. – Воистину, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь! В этом году и солений, и сушений втрое будет из-за этой девки! И ведь ей только шестнадцать – а столько всего знает, что опытному садовнику впору! Как хотите, но эти Агарины полные дураки! Впрочем, они всегда таковы были…